Книга Богатый мальчик - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он сказал мне, что у него сейчас проблемы, – безнадежно повторил он. Жаклин громко выдохнула.
– Он использовал тебя. Он знал, что ты поможешь, и он использовал тебя. Неужели ты не видишь? Он хотел, чтобы ты купил ему машину, и ты купил. – Она горько рассмеялась. – Он наверняка надрывается от хохота, думая о том, как просто обвел тебя вокруг пальца.
– Нет-нет, – протестовал Мейзер с выражением шока на лице, – ты, должно быть, приняла за него другого.
– Мы ходим пешком, а он катается на наши денежки, – возбужденно прервала она его. – Ох, это сильно, это очень сильно. Посмотри, – в ее голосе зазвучали визгливые нотки, она пыталась сдержаться, но оттенок презрения все же проскочил. – Ты половину времени проводишь, делая вещи для людей, которым наплевать на то, что с тобой будет. Ты уступаешь место в трамвае всяким отбросам и приходишь домой вымотанный настолько, что даже пошевелиться не в силах. Ты присутствуешь на всех возможных заседаниях разных комитетов, что отнимает у тебя как минимум час в день, и не получаешь за это ни цента. Тебя в конце концов используют! Я просто не могу этого вынести. Я думала, что выходила замуж за мужчину, а не за Самаритянина, который хочет спасти весь мир.
Закончив свою обличительную речь, Жаклин покачнулась и обессиленно опустилась в кресло.
– Именно в это время, – сказала она дрогнувшим голосом, – ты мне нужен. Мне нужна твоя сила, твое здоровье и твои объятья. И если ты – если ты просто раздаешь это направо и налево, то мне достается так мало…
Он опустился перед ней на колени, мягко наклоняя ее измученную юную головку, пока она не достигла его плеча.
– Мне очень жаль, Жаклин, – робко сказал он. – Я буду вести себя аккуратнее. Я сам не понимал, что я делал.
– Ты мой самый главный человек в мире, – хриплым голосом пробормотала она. – Но я хочу тебя целиком для себя одной.
Он снова и снова гладил ее по волосам. Несколько минут они просто застыли в молчании, достигнув гармонии покоя и понимания. Затем Жаклин неохотно подняла голову, потревоженная голосом мисс Кланси, который доносился от двери.
– Ой, я прошу прощения.
– В чем дело?
– Здесь посыльный с какими-то коробками. Посылка с наложенным платежом.
Мейзер встал и последовал за мисс Кламси в приемную.
– Пятьдесят долларов.
Он поискал в бумажнике, но сообразил, что сегодня утром не зашел в банк.
– Одну минуту, – рассеянно сказал он. Все его мысли были о Жаклин, Жаклин, которая выглядела такой потерянной, ожидая его в соседней комнате. Мейзер прошел по коридору и открыл дверь конторы «Клейтон и Дрейк, брокеры», прошел через низкий проем и направился к мужчине, сидевшему за столом.
– Доброе утро, Фред, – сказал Мейзер.
Дрейк, коротышка тридцати лет с пенсне и лысиной, поднялся ему навстречу и протянул руку.
– Доброе утро, Джим. Чем могу помочь?
– Знаешь, у меня в офисе мальчишка – посыльный, а у меня нет ни цента. Ты не одолжишь мне пятьдесят долларов до вечера?
Дрейк пристально посмотрел на Мейзера. Затем медленно покачал головой – не вверх и вниз, а справа налево.
– Извини, Джим, – чопорно ответил он. – У меня есть правило никому никогда не одалживать денег ни при каких условиях. Я видел, как это разбило много дружеских отношений.
Мейзер вышел из оцепенения, и короткое междометие выразило всю глубину его шока. Затем автоматически включилась его природная деликатность, придя ему на помощь в поиске подходящих слов, хотя его мозг внезапно онемел. Его первым порывом было смягчить для Дрейка этот отказ.
– Ох, я понял. – Он покивал головой, как будто в полном согласии, как будто он и сам подумывал над таким правилом. – Я понимаю, что ты чувствуешь. Ну что ж – я просто… я не могу позволить тебе нарушить это правило. Наверное, это хорошая идея.
Они поговорили еще немного. Дрейк с легкостью объяснил свою позицию, эту роль он явно исполнял не в первый раз. Он наградил Мейзера изысканной и абсолютно искренней улыбкой.
Мейзер вежливо удалился, оставив Дрейка с ощущением, что от него только что ушел самый тактичный человек в городе. Но когда он вошел в свой кабинет и увидел жену, грустно глядящую в окно, он решительно сжал руки и на его лице появилось несвойственное ему выражение.
– Хорошо, Джеки, – медленно произнес он. – Полагаю, ты была права насчет многих вещей, а я чертовски заблуждался.
На протяжении следующих трех месяцев Мейзер мысленно возвращался назад на многие годы. У него была необычно счастливая жизнь. Все эти трения между людьми, между человеком и обществом, которые закаляют многих из нас и превращают в суровых и циничных, побитых жизнью зануд, в его жизни были почти незаметны. Ему никогда не приходило в голову, что у того иммунитета была своя цена, но теперь он видел здесь и там, что постоянно уступал дорогу, дабы избежать враждебности, спора или даже просто вопросов.
Например, было намного больше денег, которые он потихоньку одолжил, всего около тринадцати сотен, и которые, понимал он в своем новом озарении, ему никогда не вернут. Жаклин своим острым женским чутьем поняла это намного раньше его. Только теперь, когда благодаря Жаклин на его счету появились деньги, он пожалел об этих займах.
Еще он осознал всю правдивость ее жалоб на то, что он постоянно делает всем одолжения: немного здесь, кое-что там, а общий счет, включая потраченные время и силы, ужасал. Ему нравилось делать одолжения. Он с теплотой относился к тому, что о нем хорошо думают, но сейчас он задумался, а не потакал ли он собственному тщеславию и ничего более. Подозревая это, он был, как обычно, не очень честен по отношению к самому себе. А правда заключалась в том, что он был большой и настоящий романтик.
Он решил, что эти лишние траты заставляют его больше уставать, быть менее продуктивным в работе и меньшей опорой для Жаклин, которая с каждым из этих месяцев становилась все тяжелее и утомленнее и проводила долгие летние вечера в ожидании его шагов в конце тропинки.
Чтобы не сбиться с нового курса, Мейзер перестал делать многие вещи – среди них президентство ассоциации выпускников своего колледжа. Он отодвинул в сторону и другие, менее почетные обязанности. Когда он вступал в комитет, у его членов была привычка выбирать его в качестве президента, а затем растворяться в темноте. Теперь он положил этому конец. Также он стал избегать тех, кто звонил с просьбой об одолжении, сторонясь определенных жаждущих взглядов, которые бросали на него в клубе.
Перемены в нем происходили медленно. Он не был уж настолько наивен, и при других обстоятельствах отказ Дрейка дать ему взаймы не удивил бы его так сильно. Если бы он услышал об этом от кого-то, то едва ли даже задумался. Но это произошло чересчур резко и внезапно, да еще и совпало с его собственными размышлениями, так что последовавший шок придал ситуации мощнейшее значение.