Книга Кто, если не я? - Катажина Колчевська

– Я везу ребенка в больницу.

– Нельзя перевозить детей без автокресла! За это полагается штраф.

– Пожалуйста, отпустите нас. Она очень больна, и нам опасно задерживаться.

– Опасно ребенка без кресла возить. Она же может погибнуть или покалечиться, – умничал полицейский. – Как ваша фамилия?

– А зачем тебе, сынок, моя фамилия? – у меня уже начали сдавать нервы.

– Штраф выписать.

– За что?

– За перевозку ребенка без автокресла и отсутствие документов… – начал перечислять он.

– Так у меня еще правый габарит не работает, и добавь вождение под действием лекарств, похмелье, и еще два километра назад я срезала поворот, – закончила я его список, с трудом выбираясь из машины. Ноги пришлось вытаскивать руками. – А еще добавь вождение в несоответствующей обуви, – рявкнула я и взглянула на свои ступни.

В правую глубоко впилась изолента. Я лезла из машины, разъяренная как бык, и весила я как бык. Да еще и опухшие ноги придавали мне массы. Могла запросто затоптать его. Шкет остолбенел.

– Ага, и еще я Слабковска, Анна Слабковска. Запиши, чтобы знать, кто тебя сейчас отделает!

– Доктор Слабковска! – вдруг просиял он. – Пани доктор?

Больше я ничего не помню. Наверное, я упала в обморок.

Следующие две недели мы провели в больнице. Олина лихорадка через три дня прошла, но Иоанна согласилась подержать ее подольше. Я лечилась от флебита, инфекции мочевыводящих путей, абстинентного синдрома и делирия. Мой организм очистили от токсинов, отрегулировали давление, избавили от избытка жидкости и, обновленную, выписали домой. Не обошлось без душеспасительных разговоров, нервных телефонных звонков от Магды, визитов бывших коллег из гинекологии и других отделений. Приходила ко мне и женщина из органов опеки. К счастью, она оказалась моей бывшей пациенткой, потому я отделалась только беседой о том, что мне необходимо как можно быстрее заняться юридическим состоянием Оли. Мне прочитали лекцию, что нельзя управлять автомобилем во время приема лекарственных средств и что детей можно перевозить только в автокресле.

Уважаемый директор сего заведения тоже нанес мне визит. Уверил меня, что я могу оставаться в отпуске так долго, как мне будет нужно. Естественно, ради моей же пользы. А также добавил, что я могу претендовать на досрочную пенсию. Какой заботливый!

У Иоанны хватило ума не поучать и не судить меня. Я только жалею, что не видела выражения ее лица, когда мы оказались в приемном покое. Моника предупредила, что мы едем, и Иоанна ждала «скорую». Оля в одном мокром подгузнике выглядела далеко не так эффектно, как я. О нашем прибытии по больнице ходили легенды. Вообще, мое пребывание в этом заведении в качестве пациентки, со всеми вытекающими последствиями, оживило затхлую местную атмосферу. А я целых две недели изо всех сил старалась соответствовать своему положению.

За это время мне пришлось лицом к лицу столкнуться со своими кошмарами и с людьми, встречи с которыми я всеми силами старалась избегать. Коридоры, кабинеты, палаты и процедурная комната напоминали мне о том, что я хотела забыть. Встретилась с Тадеушем и Павлом, врачами из моего отделения, с медсестрами и всеми теми, кого надеялась больше в жизни не увидеть. Оказаться их пациенткой было настолько унизительно, что, выходя из больницы, я пообещала себе больше никогда спиртного в рот не брать. Болезнь еще можно как-то оправдать – такое с любым может случиться. Зависимость – это уже совсем другое. Признаться в своей зависимости значит признаться в слабости. А доктор Слабковска не может быть слабой!

Глава 11

Через два дня, после возвращения из больницы, очередного звонка Магде и очередного «подожди немного», я решила серьезно поговорить с малышкой.

– Оля, тетя хочет тебе кое-что сказать.

Девочка подняла на меня взгляд. Она сидела на ковре, играя с какими-то плюшевыми зверюшками, и смотрела на меня внимательно, немного наклонив голову, как маленькая собачка.

– Придется нам, моя панночка, как-то договариваться. Видимо, ты у меня останешься еще какое-то время, и ни в какой приют я тебя не отдам.

Оля молчала, внимательно меня слушая. Я даже не представляла себе, что она может так долго на чем-то сосредоточиться. Смотрела на меня огромными серыми глазами – взгляд был осмысленный и совсем не детский. О детях с такими глазами моя мама говорила, что у них «душа старая». Мама была обычной деревенской женщиной, она хранила народную мудрость и суеверия и щедро делилась ими. Теперь одна из «старых душ» обосновалась под моей крышей, и, похоже, надолго.

– Я хотела бы установить правила нашего совместного существования в этом доме, – продолжила я свою речь. – Во-первых, с этого дня никаких истерик. Отныне, Оля, я прошу не переходить эту границу. Я в свою очередь обещаю не бить и не кричать на тебя. Вдобавок есть еще одна проблема: Моника больше не сможет к нам приходить, но я обещаю, что сама с тобой буду понемножку играть каждый день. Более того, – теперь я разговаривала сама с собой, потому что Оля вернулась к своим игрушкам, – я попрошу тебя отныне писать в унитаз. Оля, ты меня слушаешь? – попробовала я вновь привлечь ее внимание. – Ты уже большая девочка, хватит носить подгузники. Давай попробуем дома днем обходиться без них. А ночью или когда пойдем гулять, будем их надевать. Хорошо? – Мой вопрос остался без ответа, а Оля начала наводить порядок в моем ящике с фильмами.

– Оля! – рявкнула я раздраженно. – Там твоих вещей нет!

Вдруг меня осенило: а почему, собственно, там нет ее вещей? Я взглянула на ковер, где лежало несколько Олиных игрушек. Все, а было их не так уж много, были уже старые и рваные. Мы их еще из Торуни привезли, когда ездили в дом Госи, чтобы забрать Олины вещи. С тех пор у нее появился только плюшевый песик, который уже полгода был ее лучшим другом. Я его купила сразу после аварии, а Оля с тех пор с ним не расставалась. Мне удалось забрать его, чтобы постирать, только когда Оля уснула. К утру собачка высохла. Девочка как-то неуверенно взяла его в руки, что-то ей не понравилось, но я объяснила, что собачка случайно упала в умывальник и искупалась. Оля посмотрела на меня с улыбкой, а потом крепко обняла Гав-гава.

– Ну что, Оля, договорились? Ты писаешь в туалете, устраиваешь только одну истерику в день, а я пью не больше трех стаканов. – Я была не настолько глупа, чтобы обещать полностью отказаться от спиртного. – Собирайся, мы едем в магазин.

– Мазин! – обрадовалась Оля. Она любила ездить за покупками. Пока девочка жила у меня, магазин был ее самым большим развлечением.

– Но сначала ты пописаешь в туалете. Сходишь, потом мы съедим суп и поедем. Хорошо?

– Ага, – охотно согласилась Оля и сделала то, о чем я ее просила.

Потом мы съели томатный суп, который я сама сварила. Я даже готовить начала, и хотя меню выходило однообразное, но все же лучше, чем еда из баночек. С тех пор как я начала готовить, Олю меньше рвало. Я как-то сама попробовала кашу из одной такой баночки: неудивительно, что ребенку после нее плохо было. Мы поехали «в город». В этот раз зашли не только в продуктовый магазин. Правда, ходить за покупками в нашем селе было рискованно – мы могли нарваться на знакомых. Однако в тот раз пронесло. Почти. Конечно, я бы предпочла повезти Олю в Торунь, но было уже поздно.