Книга Меч эльфов: Наследница трона - Бернхард Хеннен

Она великодушно предоставляла убежище каждому, кто прибыл из Друсны, хотя знала, что тем самым впускает в свое королевство и множество шпионов Церкви. На празднестве Яблок она только чудом избежала отравления. В другой раз она едва увернулась от падающего дерева, когда посетила лагерь дровосеков неподалеку от Зунненберга.

Сигурд Меченосец, капитан ее мандридов, медленно оправлялся от ран. И она, Гисхильда, была, пожалуй, виновата во многих седых прядях в его волосах, потому что не хотела слушать его, когда он советовал ей быть осторожнее. День за днем она ходила среди своих людей. Выслушивала каждого. И всегда рядом с ней был Эрек.

Странно было наблюдать за ними обоими. Я знаю, что именно среди нас, детей альвов, много говорили и будут говорить о них.

В первую очередь те, кто любил рассуждать о Фародине, Нурамоне и Нороэлль, теперь трепали языком по поводу Гисхильды.

Все видели, что в отношениях между Гисхильдой и Эреком что-то изменилось. Хотя они и не целовались на людях, можно было заметить, что при любой возможности он берет ее за руку. Иона не противится.

Не знаю, что произошло в яме, в которую поймали их враги. И в последовавшие за этим дни. Что бы там ни было, это сильно изменило ее. Один эльф, известный своими сентиментальными стихотворениями, однажды сказал о ней, что в те дни последняя королева отбросила сталь Церкви и открыла свое сердце. И это была не завуалированная метафора болтуна. Гисхильду действительно редко видели в доспехах в конце того лета. В путешествия она отправлялась в рубашке и штанах. И она утратила свою безжалостную жестокость, которой отпугивала столь многих прежде.

Но тот, кто обладает взглядом кобольда, видит глубже. Мне кажется, что она в то время была исполнена глубокой меланхолии. Я не хочу сказать, что ее любовь к Эреку не была искренней. Но она не была безудержной, дикой, какой бывает любовь в юности. Она казалась мне сном в летнюю ночь, лихорадочным и запутанным. И так же, как летом спящих часто будит до срока утренняя жара, так было и с королевой. Ее сон окончился еще раньше, чем выпал снег в тот год».

Цит. по «Последняя королева», том 3, «Рожденные во льдах», с. 39 и далее. Написано Брандаксом Тараном, повелителем вод в Вахан Калиде, военачальником хольдов

Пьяница

— Ты уверен, что у него получится? — Фернандо вглядывался в темноту сквозь бойницу.

Барабанивший дождь почти заглушал его голос. Теплое кисловатое дыхание коснулось лица писаря. Альфонсин положил на плечо Фернандо тяжелую мозолистую руку. Вероятно, наводчик считал это доверительным жестом, но собеседнику было неприятно.

— Поверь уж мне, писака. Родриго, черт его побери, лучший пловец здесь, на борту. Для него эта маленькая вылазка — столь же плевое дело, как поход в Церковь для набожной девицы.

Фернандо попытался разглядеть причал, однако дождь растворил все тени. Виднелся только свет фонаря перед таверной, расположенной в конце каменной пристани, — расплывчатое пятно во тьме. Фернандо был близко к «Посланнику божьему» и знал, что огней должно быть больше, но пелена дождя поглотила их, подобно тому как постоянный стук крупных капель дождя по палубе скрывал негромкие привычные звуки на галере — треск тяжелых влажных балок и такелажа, который трепали порывы ветра. Казалось, буря поглотила целый мир, кроме тусклого огня, с которого не спускал глаз Фернандо.

— Должно быть, это чертовски важные письма, — пробормотал Альфонсин. — Удивительное дело — посылать пловца в море в такую дьявольскую погоду, когда у нас есть хорошая лодка.

— Примарх не доверяет некоторым корабельным офицерам. На борту у нас по меньшей мере один предатель. Но парень хитер. Примарх еще не сумел его раскусить. Но то, что в гнезде есть кукушонок, совершенно точно.

— Н-да… — Альфонсин замер настолько близко к нему, что их щеки почти соприкасались. Он тоже смотрел поверх витиевато украшенного ствола «Молота Тьюреда» на свет в таверне. — Удивительно, что примарх не приказал заковать всех офицеров в цепи, — негромко размышлял он. — На борту ведь достаточно рыцарей, которые могут вести «Посланника божьего» вместо них. На мой взгляд, это все чертовски таинственно. Я чую золото. Чертовски много золота. Пусть меня…

Внезапно наводчик умолк. Над ними, на кормовом возвышении, раздались тяжелые шаги стражника. Похоже, это был всего лишь вахтенный. Он топал прямо над их головами.

Фернандо молча возблагодарил Тьюреда. Ему было ясно, к чему клонит Альфонсин. Писарь мог бы догадаться, что парень далеко не глуп. Никто не может стать наводчиком на борту галеры Нового Рыцарства, если у него в голове опилки. Фернандо позволил себя обмануть скупым записям в бортовом списке «Посланника божьего». Альфонсин был отмечен в нем как закоренелый пьяница. О Родриго там было написано лишь немногим больше. «Выносливый гребец. Очень хорошо плавает. Пользуется любовью товарищей. Характер скромный. Денежки несет портовым шлюхам».

Вахтенный над ними переминался с ноги на ногу. Наверняка аркебузир промок до нитки. Стоять в эту ночь в карауле — что угодно, но не божья милость. Все их путешествие проходит под несчастливой звездой, подумал Фернандо. Погода слишком плохая для этого времени года, а ветер чересчур переменчивый, под парусом они шли не более пяти часов подряд. Бороться со стихиями приходилось гребцам. А когда они выбивались из сил, «Посланник божий» был вынужден войти в защищенную от ветра бухту и бросить якорь.

Оноре хотел бы сейчас быть уже в Анискансе, это Фернандо понимал. Однако, какие у него там могут быть срочные дела, было писарю неясно. Но наверняка это должны быть очень важные дела. Промедление заставляло Оноре терять терпение день ото дня. Фернандо знал примарха уже много лет, но в таком раздраженном состоянии его видеть еще не доводилось. Одному Господу известно, на ком выместит примарх свое дурное настроение.

Фернандо уже давно спал плохо. Он был посвящен в слишком многие тайны Оноре. Он знал о подделанных письмах, которые получили Люк и Гисхильда, о еще некоторых махинациях, при помощи которых примарх повредил ордену Древа Праха. Не слишком ли это много для бедного писаря? Возможно. Оноре был не тем человеком, который способен долго мириться с тем, что кто-то посвящен в его тайны. Писарь был уверен, что не сможет оставить службу в Новом Рыцарстве живым. По крайней мере, долго он не протянет.

Фернандо подумал о Томазине, страже воронов, который так неудачно упал с лестницы и сломал себе шею в тот день, когда на Цитадель Валлонкура было совершено нападение. Рыцарь был слегка глуповат, но он был искренним человеком. С ним можно было болтать, не опасаясь за сказанное…

Приближенные к Оноре люди поступали разумно, взвешивая каждое слово. Фернандо часто размышлял о том, насколько удобно было для Оноре это неудачное падение Томазина. Страж воронов уже не мог послать предупреждение старому примарху Леону. Леон погиб во время сражения за Цитадель. Впоследствии примархом стал Оноре, и не в последнюю очередь потому, что привел подкрепление, отбросившее эльфов. Может быть, все это было лишь счастливой случайностью.