Книга Я - сингуляр - Юрий Никитин

Я смолчал, что не курю и что она тоже давно бросила,смолчал, что не хочется мне туда идти. Ни один мужчина не откажется уже приодной мысли, кем его могут посчитать, это инстинкт, я кивнул и вылез из-застола. Маньяк уже успел порешить двух блондинок и гнался за третьей, на нас необратили внимания.

Теперь во всех домах современной постройки, кроме балконов вкаждой квартире, строят обязательно и так называемый общий, огромный и всегдазаброшенный, потому что на этаже живут, как волки в норах, и ничего общего нехотят.

Дом Люши улучшенной планировки, что значит – общий балкон непросто огромный, но и с разными нишами, поворотами и загогулинами. Мыуединились, Татьяна начала разогреваться еще в квартире, а сейчас глазаблестят, губы красные, как у вампира, дыхание участилось, я уж подумал сбеспокойством, не перешла ли с травки на что-то потяжелее…

…впрочем, это не мое дело. Она шепотом и очень деловитосказала, что нужно делать, да ради бога, мне нетрудно, теперь в теле нетзапретных, стыдных или нечистых мест, Татьяна попробовала растянуть кайф, но янезаметно ускорил, и она не сдержалась, серии же у нее короткие, так чтоперевела дыхание, разгрузила меня, и мы вернулись, «покурив», встреченныепонимающими улыбками.

Потом мы все сидели за общим столом, пили и ели, пили и ели.Люша ревниво следит, чтобы не увиливали, а ели как следует, разговор все времявертелся вокруг темы, куда поехать отдыхать и кто что купил из мебели за этотсезон.

Рекорд поставил наш старый друг Вадик Тюпавин, он купилшикарную квартиру бизнес-класса, продав свою предыдущую, пожил на квартире удруга, но вот въехал, сделал ремонт и таскает, как муравей, мебель, мебель,мебель: пять огромных комнат – это непросто!

Еще Шурик Беляев вместо своей япошки купил штатовскуюиномарку, но не с рук, а в автосалоне, что сразу поднимает его рейтинг…

Я слушал, кивал, улыбался в нужных местах. Расшибаются влепешку, добывая квартиры, дачи, машины, мебель, гробят здоровье, вместо одноймашины покупают другую, ну разве что круче, круче… Не успевают бывать на даче,но не продадут: как же, престиж!

Идиоты. Я-то знаю, что самое ценное у меня не квартира, недача и машины, которых нет пока, а самое ценное – это я. И заботиться нужнобольше о себе, чем о какой-то мебели или даче, которая на самом деле и на хренне нужна.

К сожалению, я могу менять мебель, могу ремонтироватьмашину, заменяя старые детали новыми, но ничего не могу сделать с собой. Всеравно человек стареет, стареет, стареет… Вот уже отрастает брюшко, скоро начнугорбиться, мускулатура исчезнет, заменяясь жирком, руки превратятся в тонкиеплети, на животе и боках вырастут мощные валики нежного сала. Там, где раньшебыла талия, появится «антиталия»: не сужение, а расширение.

Ухудшится память, появится одышка, уже не пробегу заавтобусом. И хотя все еще, как говорят, в душе молод, но телом скоро буду стар.А все эти пластические операции – смех один. Убирают морщины, но ничего немогут сделать со старением организма.

Правда, если постараться, то можно старение замедлить. Еслиочень постараться, то замедлить можно даже очень. Еще йоги этим занимались, дакто только не занимался. Йоги из-за своей жажды жить дольше упустили настолькомного, что до сих пор медитируют в грязи, а их чистенькие внуки, не думая онеизбежной смерти, становятся лучшими в мире разработчиками программ длякомпьютеров.

Подошел Барабин, на ходу довольно рыгнул и захохотал:

– Кость, а ты помнишь загул у Жанны? Я там так напился,что гвоздями забивал молоток!

– Да, – согласился Константин весело, –ужрались лихо. Даже не помню, как и домой попал…

– Хе, еще бы он помнил! Нас же развозили, как дрова,вдупель веселых!

– Ха-ха!

– Гы-гы!..

– Ух-га-га!

– Но то мы уж совсем лихо, – заметилБарабин, – а так вообще-то такие случаи… гм… не так часто.

– Всем управляет случай, – проворчалКонстантин. – Знать бы, кто управляет случаем…

– А узнал бы?

– Набил бы морду, – твердо сказалКонстантин. – А что? Подумаешь…

– Случай, – сказал Барабин авторитетно, – этопсевдоним Бога. Когда Творец хочет оставаться инкогнитой.

Захохотав, пошел дальше и увел Константина, обнимая заплечи. Я проводил их взглядом, Константин что-то вроде меня, но у него ещеменьше сил и желания отгавкиваться. А еще боится оставаться в одиночестве истарается соответствовать веселью в рамках «как принято». Наверное, и я скороперестану сопротивляться… А что, все так живут! И счастливы.

Но все равно, все равно… я не хочу в Египет, на Кипр или вТаиланд. Я хочу по красным пескам Марса! Я хочу вброд ручьи из сжиженногометана, смотреть в небо и видеть Землю: крупную – с Луны, крохотную голубуюзвездочку – с Марса, а вот с Плутона совсем не увижу, но и там страстно хочупобродить.

Но… как?

Первое, что требуется от меня, – дожить. Цена ифизические данные – потом, мы ж оптимисты, главное – дожить. Но после тьмывеков, когда всеми религиями, моралью и поведением внедрялась мысль, чтоумирать не только не страшно, но даже необходимо, почетно, это наша обязанность.А кто думает увильнуть – тот трус и предатель. Сейчас нельзя даже вякнуть, чтоочень хочу походить по марсианским пескам, только вот надо бы прожить еще летсто… Что за мерзавец, хочет жить вечно, а мы помирай?

Так и вы не помирайте, вертится за языке ответ, но попробуйо таком вообще! Забросают гнилыми помидорами за трусость и отступничество, занедостойное человеков желание жить дольше отмеренной жизни. Но кем отмеренной?Слепой эволюцией? А почему мы должны подчиняться тем же законам, что управляюти червяками?

В комнате уже все за столом, мужчины и женщины положили рукидруг другу на плечи и вот таким сиртаки за столом раскачиваются и дружно исамозабвенно орут:

Крышталева чаша, срибна крэш,

Пыты чи нэ пыты – всэ одно помрэш!

Слова я не все понимал даже в припеве, Люша завез этуказачью песню из Украины, хотя крышталева – это хрустальная, понятно, срибнакрэш, наверное, серебряный край, но это все неважно, главное – в героическомнастрое! Пить или не пить – все одно помрешь, вот главное, ключевые слова, какизвестно, всегда выносятся в концовку. Пить или не пить – все равно помрешь…

Помню, в детстве меня, пятилетнего, отлупил какой-тоздоровенный семилетний дебил. Я наконец вырвался и, отбежав, кричал ему: «А мнене больно, мне не больно!», стараясь хоть этим досадить, хоть этим уесть, хотьчем-то умалить его победу.

И сейчас, когда в комнате довольный рев, звон бокалов и этолихое, что пьем и будем пить, почему у меня перед глазами тот случай? А мне небольно, а мне не больно!.. Раз уж ничего не сделать, то хотя бы отобрать усмерти ее торжество. Или хотя бы часть ее похабной радости: сделать вид, что неочень-то и хотелось, что жизнь – ерунда, копеечка, мы готовы расстаться с неюбез всяких сожалений и даже до наступления отпущенного срока. А вот так: затеемвойнушку, где угробим несколько миллионов жизней, а люди в ней будутсоревноваться в чудесах безумной отваги: бросаясь с горящим факелом в пороховойпогреб, оставаться на тонущем корабле, прыгать в пропасть, чтобы не попасть впозорный плен – лучше умереть стоя, чем жить на коленях. А еще закрывать грудьюамбразуры, направлять горящие самолеты на головы врагам, таранить противника,не щадя ни своей, ни его жизни…