Книга Сны суккуба - Райчел Мид

— Мужчины созданы не для того, чтобы носить на ногах лезвия, — заявил он, пока мы ковыляли в центр катка.

Каток располагался под открытым небом, в маленьком парке. Было холодно, и дыхание вздымалось в воздух белыми облачками.

— Женщины созданы не для того, чтобы ходить на шпильках, — ответила я. — Ты хоть раз слышал от меня жалобы?

— Это совсем другое. Твои ножки на них — просто загляденье. А мои на коньках? Выгляжу как дурак.

— Так учись давай. Пора убрать подпорки, — сказала я и выпустила его руку.

— Эй! Куда?..

Сет попытался схватиться за меня снова, но я уклонилась со смехом и покатила прочь. Он застыл на месте, а я принялась выписывать на льду изящные круги и восьмерки. Потом завершила их грациозным пируэтом и подъехала к нему. Он так и стоял, боясь шелохнуться, но на меня, кажется, не злился.

— Видела бы ты себя, — сказал он, коснувшись моего лица. — Щеки розовые. В волосах снежинки. Настоящая Снежная Королева.

— Боже, только не это. Жутковатая история. У Ганса Христиана Андерсена были проблемы.

— Они у всех писателей есть, — заверил меня Сет.

Я засмеялась, взяла его за руку, и мы медленно поковыляли дальше. Ноги просили скорости, но в остальном я чувствовала себя совершенно счастливой оттого, что Сет со мной.

— Кстати, о писателях с проблемами, — сказала я. — Мне, значит, нельзя раздеваться перед посторонними мужчинами, а тебе можно встречаться с посторонней женщиной?

Судя по его лицу, Сет дал бы мне пинка, если бы не боялся упасть.

— Сама виновата. Заставила меня, вот и не ревнуй теперь.

— Я и не ревную… просто опасаюсь, как бы Мэдди тобой не увлеклась.

— Ну, это вряд ли. Разве что как писателем. — Он насмешливо глянул на меня. — А вот тобой она точно увлеклась.

— Ой, хватит уже этих лесбийских фантазий.

— Да я о другом. Ты для нее — кумир, только и всего. А теперь еще занялась ее внешностью, и она, кажется, начинает понимать, что способна на большее. Ты — образец для подражания.

Мне это и в голову не приходило.

— Правда?

— Да. — Сет усмехнулся. — Еще немного пошлифуешь ее, и мы получим вторую Джорджину. Мэдди, суккуб-новичок, мои племянницы… тебе пора открывать пансион для благородных девиц. Ты хорошо влияешь на людей. И почему у тебя занятие такое…

— Низменное? — подсказала я.

— Вроде того. Хотя, думается мне, могло быть и хуже.

Я покосилась на него.

— Хуже?

— Да. Вдруг ты торговала бы, например, продукцией «Амвей». Или скачивала мошенническим путем деньги с моего счета.

— Это решительно невозможно, — сказала я сурово.

Он отважно перевел взгляд со своих непослушных ног на меня. На губах появилась нежная улыбка, глаза засветились любовью, и коленки у меня подогнулись. Может, этого он и хотел — чтобы я тоже начала спотыкаться. Почти добился…

— Для тебя? — Он остановился. — А может, и стоило бы.

— Вычистить твой счет?

— Да.

— Принять участие в пирамиде?

— Говорят, их больше не организуют.

— А если врут?

— Фетида, — вздохнул он, — я скажу сейчас то, чего никогда еще не говорил.

— И что же это?

— Помолчи.

Тут он наклонился и горячим поцелуем согрел мои холодные губы. Какие-то дети поблизости захихикали, но мне было все равно. Поцелуй прожег меня, казалось, до пят. Длился он недолго, как обычно, но, когда Сет отстранился, я вся пылала. Каждый нерв во мне сладостно трепетал, и холод стал нипочем. Сет поднес к губам мою руку. Не снимая перчатки, поцеловал в то место, где было подаренное им кольцо.

— И почему ты такой хороший? — тихо спросила я.

Сердце у меня колотилось; звезды, проглядывавшие сквозь облака, светили, казалось, лишь мне одной во всем мире.

— Какой же я хороший? Я только что велел тебе помолчать. Один шаг до требования делать бутерброды на завтрак и стирать носки.

— Ты знаешь, о чем я.

Сет поцеловал меня снова — в лоб на этот раз.

— Я хороший, потому что с тобой легко быть хорошим.

И мы опять взялись за руки и покатили дальше. Я хотела было положить голову ему на плечо, но вовремя сообразила, чем это может кончиться при его устойчивости.

— Что ты хочешь на Рождество? — спросила я.

— Не знаю. Мне ничего не нужно.

— О нет, — сказала я шутливо, — ты же не из таких. Не говори только, что терпеть не можешь…

И тут он поскользнулся. Одна нога поехала куда-то вбок. Я устояла, а он упал — на подвернувшуюся вторую ногу.

— О господи. — Я опустилась рядом на колени. — Ты цел?

— Как будто да, — ответил он.

Но стиснул зубы, и я поняла, что ушибся он сильнее, чем хочет показать. Помогла ему подняться. Ноги у него снова начали разъезжаться, но в конце концов он все же сумел встать ровно.

— Хватит, — сказала я, направляя его к воротам. — Уходим.

— Мы же только пришли.

— О, ты стал вдруг фанатом, Скотт Гамильтон?

— Сама такая. Подумаешь, упал… ничего страшного.

Может, ничего страшного и вправду не было, но при мысли о том, что он мог сломать ногу, в груди у меня похолодело.

— Все равно пошли. Я проголодалась.

В мой внезапный голод он не поверил, но спорить не стал. Когда мы сменили коньки на обычную обувь и я увидела, что он не хромает, на душе полегчало. Не хватало еще, чтобы он и впрямь серьезно ушибся — по моей вине…

— Я не стеклянный, — сказал он в машине. — Нечего со мной так носиться.

— Инстинкт, — сказала я небрежно.

На самом деле я вспомнила о грустном разговоре, который вели они тогда с Эриком. Оба были смертными. Оба могли покалечиться. И умереть.

На протяжении веков я теряла тех, кого любила. Всякий раз, сближаясь с кем-то, усердно делала вид, что с ними этого случиться не может. И, когда все-таки случалось, я снова и снова сталкивалась с жестокой реальностью, от которой так старалась убежать.

Весь вечер и почти всю ночь я не могла перестать об этом думать. Глупо, конечно, было придавать столько значения какому-то падению, но слишком много несчастий в моей жизни начиналось с таких же мелочей. Об одном из них я и вспоминала, уже лежа с Сетом в постели.

Тогда, несколько веков назад, я жила в маленьком городке на юге Англии. Меня звали Сесили, у меня были огненно-рыжие волосы и огромные, сапфирового цвета глаза.