Книга Дневник офицера КГБ - Александр Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же это тебя угораздило?
По закону «Пуштунвали»[31] афганцу получить в бою пулю в спину равносильно самоубийству. Убитого в спину не выносят с поля боя, не хоронят. Невеста, провожая любимого на войну, обычно советует: «Лучше приходи домой окровавленным, чем невредимым, но трусом», а получив известие о смерти в бою любимого человека, первым делом молит бога, чтобы он не был убит в спину и на него не пала тень подозрения в трусости.
— Как угораздило? — повторяю свой вопрос.
— Сидели в засаде. Душманы нас обнаружили и побежали. Мы — за ними, и вот… — Он развел руками.
«Как же надо было бежать за «духом», чтобы в попу пулю схлопотать?» — подумал я.
Что-то не о том подумал. Хамид сотрудник толковый, смелый… Оказывается, «духи», отступая, швырнули гранату. Одного сотрудника горотдела — насмерть. Хамид успел увернуться, но неудачно.
— Сильно болит? — спрашиваю его.
Кивает:
— Ни сидеть, ни спать не могу.
— Чего в госпиталь не сходишь?
— Был… Все равно болит…
Звоню Тахиру, спрашиваю:
— Занят?
— Говори, что хотел?
— Сможем сегодня Хамида в госпиталь определить?
— Что у него?
— В пятую точку ранение получил. — Предвосхищая вопрос Тахира, говорю: — Был он в афганском госпитале. Вроде подлечили, но выглядит паршиво.
— Хорошо, забирай с собой. С госпиталем договоримся.
Приехав на базу, высадили Стаса на вилле, с Тахиром поехали в госпиталь. В операционном отделении — тишина. Вымерли все, что ли? Даже непривычно… Заглянули в реанимацию. Раненых нет, только медсестра Анюта расставляла в шкафу какие-то пузырьки.
— Привет, Анюта. Вижу, ты сегодня без работы, — улыбается Тахир.
— Типун тебе на язык — час назад очередного тяжелораненого в Ташкент отправили. Хоть немного передохнуть. Вы-то чего пожаловали?
— Анюта, почему в отделении посторонние? — раздается у нас за спиной чей-то голос.
— А что я? Они меня, Виктор Иванович, спрашивали? — оправдывается Анюта, показывая нам кулак.
Не обращая внимания на объяснения медсестры, врач устало обращается к нам:
— Раненого привезли? Только операционную разгребли… Умеешь ты, Тахир, «халяву» подкинуть. Давайте своего афганца.
Тахир подозвал Хамида.
— Пойдешь со мной, — сказал хирург афганцу, а вы, — обратился к нам, — на улице подождите, нечего по отделению болтаться. Не хватало мне за вас от Евдокимовича нагоняй получить.
— Евдокимович — наш человек, — смеется Тахир.
— Это он для вас — ваш человек. А для меня — товарищ полковник, начальник медицинской части госпиталя, — он многозначительно поднял вверх указательный палец. — Ну, а серьезно, — идите во двор. Анюта, пойдем, поможешь мне.
Виктор Иванович пошел в операционную, афганец поковылял за ним. Было видно, что на кандагарской дороге его сильно растрясло.
Анюта, пробегая мимо нас, вновь погрозила кулачком: «Подкинули работу. Вы у меня еще получите». Мы дружно подняли руки вверх: «С нас бакшиш!»
Сели с Тахиром на лавочку возле операционного отделения, закурили.
— Тахир! Ты Виктора Ивановича давно знаешь?
— Почти два года. Это он с виду суровый. Будешь суровым, — в задумчивости произнес он, — когда сутками от операционного стола не отходишь. Когда бойцам руки и ноги приходится кромсать… Когда на твоих руках умирают пацаны, а ты бессилен им помочь…
Я слушал Тахира и думал: «Это сколько же нужно иметь моральных и физических сил, чтобы каждый день чужую боль и страдания через себя пропускать? Не дай бог такую судьбу, как у них».
Низкий поклон врачам за верность совести и долгу!
— Ну-ка, подвиньтесь. Закурить найдется?
За размышлениями мы и не заметили, как подошли хирург с Хамидом. Виктор Иванович устало сел, закурил предложенную Тахиром «Яву». Глубоко затянулся.
— Два года в Афганистане, но такое вижу впервые, — сказал он, выпустив большой клубок дыма. Снова затянулся. — Только в Афгане такое увидишь, — повторил, улыбаясь.
— О чем ты, Виктор Иванович? — спрашивает Тахир.
— Покажи им, — вместо ответа говорит он Хамиду.
Афганец разжал кулак. На марлевой салфетке лежал осколок от гранаты чуть меньше пятака.
— Ему в афганском госпитале входное отверстие зашили и зеленкой помазали, — пояснил врач. — Еще пару деньков, и наполовину пришлось бы парня укорачивать. Как он этот осколок таскал? Вот народ!..
Афганцы — мужественные люди. Я восхищался их умением терпеть боль, как физическую, так и душевную.
Однажды мне довелось везти из Кандагара в наш госпиталь раненого сотрудника горотдела. Пуля застряла у него в груди. Представляю, какая была боль! Я старался, насколько позволяла разбитая дорога, везти его аккуратнее. На каждой кочке, ямке афганец сжимал зубы и закрывал глаза. Рубашка промокла от пота и крови, но за всю дорогу он не проронил ни звука. Таких людей нельзя не уважать!..
— Будет жить ваш афганец, — бросая окурок в урну, сказал хирург, — но пару деньков ему нужно отлежаться. Антибиотики пусть попьет. Я ему упаковку дал.
— Спасибо, Виктор Иванович. С нас бакшиш.
— Пустое… Впрочем, я в бригаде у начальника штаба музыкальный альбом видел. Мне он понравился. Оригинальная вещь! Достанете? Деньги я дам. У меня через два месяца замена, будет что-то вроде «дембельского альбома».
— Считай, что он уже у тебя. Деньги не нужны. Будет от нас подарок.
* * *
Через неделю мы с Тахиром вручили Виктору Ивановичу обещанный альбом. Про бакшиш для Анюты тоже не забыли.
Альбом Виктору Ивановичу понравился. Выглядел он красиво. Открываешь, и музыка играет. Фотографии в альбоме не клеились, а аккуратно закатывались под пленку. Очень удобно! У нас в группе было традицией на дни рождения дарить такие альбомы. Знакомые дуканщики привозили их из Пакистана. Ни в Кандагаре, ни в Кабуле альбомы не продавались. Простому афганцу они были ни к чему, да и стоили прилично — девятьсот афгани (зарплата сержанта горотдела составляла пять тысяч афгани, рабочего — две).
— Спасибо за альбом. Как там мой «крестник»? — поинтересовался врач здоровьем Хамида.
— Через два дня скакал, словно жеребенок на лугу, — ответил я.
Удивительный народ — афганцы!
Сходили в кино!
— Санек, в кино сгоняем? — предлагает Тахир.