Книга Абандон. Брошенный город - Блейк Крауч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, это что… что такое? – долетел до идущих впереди крик Стю из арьергарда. – Вы видите?
Все остановились.
– Что у тебя там? – спросил Айзея, кладя руку на рукоятку пистолета.
– Свет. Я видел свет! – отозвался его сообщник.
– Где? Я ничего не вижу.
– Впереди, – сказал Стю. Эбигейл подняла голову, но никакого света не увидела – только внушительную тень Изумрудного дома. – Там был свет, Айзея. Недолго. То ли фонарик, то ли свечка. Мигнул и погас.
– На каком этаже?
– Не знаю. Все случилось слишком быстро.
– Кто-нибудь еще видел этот свет? – обратился предводитель ко всем остальным, но ему никто не ответил. – Ларри? Ты же эксперт!
– Там уже сто шестнадцать лет никто не живет, – ответил Кендал.
– Я просто говорю, что видел, – настаивал на своем Стю. – Может, я немного…
– Облажался, – хмыкнул его командир. – Напиться можешь в любой другой день, а сегодня ты мне нужен в полном комплекте. Ну, окажешь такую услугу?
– Да, Айзея. Извини.
Последнюю сотню ярдов до Изумрудного дома Эбигейл не оставляло предчувствие чего-то нехорошего. Ничего подобного она еще не видела – раскидистая громадина в обрамлении тьмы, тишины и руин, останки того, что когда-то было роскошным особняком…
Облепленный мокрым снегом фасад. Пустые окна. Отвалившаяся обшивка. Кучки камней на месте высоких, в четыре этажа, каминных труб. Северное крыло сохранилось в более-менее целом виде, а вот его южный собрат на протяжении многих лет обваливался под тяжестью снега, пока от него не остался только фундамент да горка рухнувших конструкций.
Айзея прошел по каменистой тропинке к портику, мимо массивных, тронутых гнилью дугласовских пихт. Приколотые к дубовым дверям желтые таблички Службы охраны лесов предупреждали об опасной неустойчивости «объекта Изумрудный дом» и грозили преследованием всем нарушителям. Створки пыталась удержать вместе наброшенная на железные ручки цепь.
– Болторез, – сказал Айзея.
Стю выступил вперед, расстегнул рюкзак и вручил ему требуемый инструмент. Первая же попытка закончилась тем, что перекушенная цепь упала на песчаник. Предводитель бандитов взялся за дверные ручки и… повернулся к Лоренсу.
– Ларри. Будет ужасно трагично, если на мою голову свалится какая-нибудь тяжелая гадость. Почему бы тебе не взять на себя обязанности хозяина?
Эбигейл проводила отца взглядом. Он прошел под аркой и поднялся на крыльцо.
– Ну, показывай, – сказал Айзея.
Лоренс открыл двери и вошел.
– Господи, ну и громадина! – Луч фонаря в руке Айзеи пробежал по передней. – Даже конца не видно. Здесь не опасно? Ларри?
– Здесь – нет, но это самая прочная часть особняка Пакера, – отозвался профессор.
В передней стоял запах сырости, плесени и мокрого дерева. Оставаясь на своем месте в цепочке пленников, Эбигейл посветила на потрескавшийся мраморный пол с замерзшими лужицами и кучками помета. Через дыру в потолке медленно падали снежинки. Девушка стянула рукавичку и коснулась кончиками пальцев каменной стены – холодной, мягкой и влажной, закатанной ковром мертвого лишайника.
– У меня в рюкзаке лежит журнал, – сказал Лоренс. – Мне надо в него заглянуть.
Айзея расстегнул рюкзак и достал черный блокнот на спирали. Кендал взял его и опустился на нижнюю ступеньку лестницы.
– Что здесь происходит? – не выдержала Эбигейл.
– А ты не знаешь? – хохотнул главный бандит, и его голос с характерными южными нотками раскатился по передней. – Молодец, Ларри! Славно! Чем лучше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься.
В свете фонаря Эбигейл увидела на лице отца знакомое выражение вины, и цепь замкнулась, соединив на некоем базисном уровне ту девочку, которая до сих пор жила в ней, и подсознательную память двадцатишестилетней давности, когда отец, проскользнув поздно вечером в ее спальню, сказал, что должен уйти.
– Что ты сделал? – спросила она.
– Мне очень жаль, Эбби, – вздохнул тот. – Мне очень жаль. Извини.
– За что? Ну? Говори же!
Полосу света пересекла рука Айзеи, и журналистка упала. Темнота наполнилась звоном. Эммет ринулся было вперед, но наткнулся носом на дуло пистолета Стю и, вскинув руки, отступил.
Айзея опустился на колено, схватил Эбигейл за волосы и заставил ее поднять голову.
– Мой человек занят серьезным делом. В следующий раз будет не ладонь, а кулак. Останешься без зуба. А теперь – встать! – Он рванул ее за завязанные в «хвост» волосы. – И не разевай пасть.
– Это было вовсе не обязательно. – Голос Лоренса дрожал.
– Смотри в свой блокнот, – предупредил его Стю.
Девушка притронулась к щеке – кожа горела, обещая синяк.
– Всё в порядке, Ларри. Куда нам идти? – спросил Айзея.
– На все сто я не уверен, потому что не видел своими глазами, – признался Кендал. – Это ведь все теоретические выкладки, основанные на моих исследованиях. В этой экспедиции я и собирался их проверить.
– Что за херню ты здесь несешь? Попробуй только…
– Ты дашь мне хотя бы пару минут? Я не говорю, что не смогу провести тебя, куда надо. Мне просто нужно больше времени. – Лоренс перелистал несколько страниц блокнота.
Где-то поблизости капала вода. Чуть дальше что-то негромко скреблось, а высоко вверху чирикнула пищуха. Наконец профессор закрыл блокнот и поднялся.
– Нам нужно крыло Барта, – объявил он своим спутникам.
– Веди, – велел ему Айзея.
Следуя за Лоренсом, вся компания двинулась через переднюю к лестнице, устроенной в самом центре Изумрудного дома.
– Последняя из тех, по которым мы поднимались, обрушилась, – сообщил Кендал Айзее.
– Ты не был наверху? – кивнул тот на уходящие в темноту ступени.
– Не был с прошлого лета. Крепче она точно не стала.
– Постарайся не топать. Я пойду за тобой.
Эбигейл поднималась третьей. Сделав несколько шагов, она с облегчением обнаружила под ногами более надежную опору, чем та, хлипкая, в гостинице, обернувшаяся для них смертельной ловушкой. Перила сохранились не везде, но зато ступеньки не скрипели.
Они уже достигли третьего этажа, когда Стю прошептал:
– Подожди, Айзея. Я что-то слышу.
Лучи фонарей забегали по сохранившимся конструкциям второго уровня, высоким дверным и оконным проемам. Три крыла устояли под натиском времени, а от четвертого остался зияющий провал, в который вполне можно было бы въехать на автобусе. Через него ветер заметал в особняк снег, постепенно разрушавший все, к чему он прикасался. Еще одна-две зимы, подумала Эбигейл, и действие воды распространится и на лестницу.