Книга Мальчики-мальчишки - Наталья Горская

Плохо это или хорошо, но в моём поколении даже двоечники уже в восьмом классе знали, кем они станут после школы. В детстве мы все ходили в разные кружки при доме пионеров или при домах культуры. Чем только не занимались! Авиамоделированием, самбо, стрельбой из лука, фотографией, танцами, шахматами, всё той же театральной самодеятельностью и ещё многим другим. Как бы ни покоробило тех, кто утверждает, что за всё в жизни надо платить, но все эти увлечения для советских детей были бесплатными. Уже в восьмом классе мы проходили практику профобучения в поликлинике, в магазине, в парикмахерской, в агротехнической лаборатории, на мебельном комбинате. Мы не были такими детьми, которые ещё в двадцать пять лет не задумываются даже, куда пойти учиться и кем быть: «Куда мама с папой пристроят, туда и пойду». Сейчас так и пишут в разделах «Советы родителям»: не гоните своё чадо работать сразу после института, в который вы его запихнули, пущай осмотрится, приглядится, что да как в этой жизни к чему крепится. Встречая подобные психологические советы, я понимаю, как сильно изменился человек в нашей стране за последнее время после всех этих передряг и профессиональной чехарды. Теперь в двадцать пять люди всё ещё дети, а про «летунов» пишут, что на самом деле это смельчаки, которые не боятся экспериментировать. Как говорится, сам себя не похвалишь – никто не похвалит. У кого язык повернётся теперь ругать всех этих «летунов», если полстраны в них поневоле угодила?

О тех, кто не испугался круто изменить свою жизнь и перекочевать из инженеров в полотёры или из официантов в депутаты, теперь говорят с восхищением. Кому-то не удалось так высоко прыгнуть, чтобы угодить в депутаты. Кто-то, наоборот, из руководителей кафедры НИИ угодил в дворники, потом решил создать «своё дело» по пошиву валенок. Создал. На него наехал лютый криминал. Попал наш бывший завкафедрой в реанимацию. Зато он не побоялся! Здоровье потерял, но набрался опыта: будет впредь знать, как криминалу грубить. Опыт весьма ценный в нынешних российских реалиях. А то вот бывший замполит основал обувную фабрику, взялся сам вести бухгалтерию, не подумав, что это искусство, которому следует кропотливо учиться несколько лет. В итоге прогорел на налогах, о каких он и слыхом не слыхивал. Но тоже вроде как есть одно утешение – опыта набрался: в тюрьме блатной жаргон выучил, без которого теперь, как когда-то без знания английского, на престижную работу не берут.

В советское время граждане СССР, как правило, посвящали себя одной профессии, и это не считалось чем-то ненормальным. Часто менявших работу называли неодобрительными словами «летун», «прыгун», «перебежчик». На таких косо смотрели и «работодатели» (в советское время не было такого слова, так как главным работодателем было государство): «Чего это он всё ищет, уж не шпион ли какой?». На некоторых предприятиях даже были соответствующие девизы в отделах кадров: «Мы перебежчиков не берём!». И вот государство перестало нуждаться вообще в любых профессиях. Люди стали государству словно бы помехой, которая хочет жить, быть, существовать, зарабатывать деньги, потому что существование в новой России стало безумно дорого стоить.

Вот так резко сменились ценности! То, что было важно вчера, сегодня совершенно не нужно. Люди с профессией, желающие зарабатывать и обеспечивать свои семьи, стали обузой новому государству, разрушившему всё, что могло быть причиной для благополучия граждан.

Все мы стали «летунами» поневоле. Да что там мы! Да чёрт с нами, если на то пошло! Из творческих профессий люди стали уходить чуть ли не в грузчики, некогда любимые всей страной артисты переходили на питание с собственного огорода. И вот это было по-настоящему страшно! Барыги у власти стали говорить, что в новой, «свободной» России люди сами должны создавать для себя работу. Они не объяснили, зачем уничтожали наши прежние рабочие места. Как нам теперь бесплодно пытаться создать это всё с нуля на пустом месте и с пустыми руками? Они прекрасно знали, что с копеечными зарплатами мы не сможем купить ни необходимых строительных материалов, ни машин, чтобы создать новое предприятие, ни выкупить свои бывшие рабочие места.

Люди стали создавать какие-то кооперативы, эти сараюшки на курьих ножках по пошиву тапочек или сумочек, по росписи матрёшек и шкатулок. Там работали вчерашние рабочие и инженеры, сотрудники НИИ и выпускники вузов, бросившие учёбу студенты и пэтэушники, так как образование и профессия стали не нужны. Ещё вчера человек корабли проектировал, а сегодня тапочки шьёт из дерматина, который «отдел поставок» данного кооператива исправно ворует на всё той же железной дороге-кормилице, режет сиденья в поездах. Ещё год назад студентка мечтала закончить вуз, чтобы стать врачом или технологом, а сегодня за семестр в институте ей надо заплатить столько, сколько в её городе всё население, вместе взятое, за полгода не заработает. Пришлось бросить учёбу и идти расписывать пасхальные яйца, которые так охотно покупают иностранцы.

И никого не смущало колоссальное неравенство и неслыханная неадекватность в смене деятельности, когда вместо мощного промышленного предприятия образовывался трест на десять рабочих мест по производству стульчиков для унитазов; когда врачи ликвидированной поликлиники шли на рынок, покупали там палатку, чтобы торговать выданными им вместо зарплаты за последний год работы кастрюлями и утюгами. Если кого это и смущало и даже возмущало, то наши «великие реформаторы», как они сами себя окрестили, говорили:

– А шта? Так и нада. Зато всё – сами. Всё сугубо для себя, самостоятельные вы наши! Да и нас не отвлекаете от важных дел.

И опять-таки эти «великие» барыги не подумали (или как раз подумали очень основательно), что в свете этой новой философии, когда любая сделка должна приносить выгоду, появится огромная масса граждан, которая не станет вот так «париться и заморачиваться» по поводу создания каких-то новых рабочих мест в хлипких самодеятельных кооперативах, разрабатывать какую-то новую структуру труда для новой России. Она просто смекнет, что выгодней всего в таких условиях, когда власть от всего отвернулась и открестилась, работать бандитом. Так, вскоре среди моих одноклассников появились не только железнодорожники и милиционеры. Появилась новая вакансия самой перспективной на тот момент профессии. Особо ничего знать не надо, зато надо много уметь. Уметь убивать – самое главное требование. Они так и говорили: «Работаю бандитом». Совершенно спокойно и открыто, словно речь идёт о том, что человек работает настройщиком роялей или зубным врачом.

Вы, наверняка, замечали, что у любого поколения есть свои «модные» профессии. В фильме «И жизнь, и слёзы, и любовь» одна старушка восторженно рассказывает, что в годы её революционной молодости железнодорожники считались самыми образованными и, как бы сейчас сказали, продвинутыми людьми эпохи. На них смотрели с таким восхищением, с каким потом будут смотреть на космонавтов в 60-ые годы. Есть своеобразная фишка, когда человек, чтобы произвести впечатление при знакомстве, называет не свою настоящую профессию, а ту, которая в данный момент в данном обществе считается наиболее востребованной и окружённой неким ореолом если не романтики, то хотя бы успеха, когда романтика не в моде. Я тут мельком один фильм видела, где молодой человек знакомится с девушкой. Оба они бедные провинциалы, он ПТУ так и не закончил, она после девяти классов школы только на курсах педикюра проучилась. И начинают друг другу врать! Он представляется сыном банкира и менеджером, естественно, столичной фирмы, а она расписывает себя супермоделью, которую буквально на днях в Голливуд зовут в качестве «новой девушки Бонда». Врут друг другу безоглядно до конца фильма и больше смерти боятся разоблачения. Ни он, ни она не могут признаться, кем на самом деле являются, словно сами себя стыдятся и боятся. Но на лицо «модные» профессии наших дней: банкир, менеджер, модель. Если и актриса, то непременно при связях с Голливудом: обычной актрисой отечественного театра быть сегодня вроде как не комильфо, хотя и не понятно почему.