Книга Пропавший - Микаэль Крефельд

– Разумеется. Я буду держать язык за зубами и…

– И даже если это войдет в материалы следствия.

– Что войдет? – с удивлением посмотрел на него Миккель. – Неужели ты собираешься предоставить его следователям?

– Я хочу просить тебя, чтобы ты выяснил, кому принадлежит тот номер, с которого отправлены эти эсэмэски.

Миккель тяжко вздохнул, стараясь подобрать нужные слова:

– Я очень хорошо понимаю, какой это был удар. Я бы и сам на твоем месте чувствовал то же самое, но… Мы же с тобой оба понимаем, что к убийству Евы это не имеет никакого отношения. Весь характер ограбления и непредумышленность самого убийства, ведь смерть наступила от удара по затылку…

– Мог бы и не повторять того, что я и так знаю, ведь я сам нашел ее.

– Прости, я не хотел бередить твою рану! Но тебе же прекрасно известно, что убийцу нужно искать в бандитской среде восточных шаек, которые тогда здесь орудовали, а сейчас давно уже скрылись за границей.

– Ну и что, все равно…

– Я хочу тебе объяснить только одно: не стоит направлять следствие по неверному пути ради того, чтобы выяснить, кто там у нее был. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Какое следствие? Тут давно ничего не делается… Так что от этого ничего не изменится.

– Подумай хорошенько, Ворон! Разве ты правда хочешь, чтобы об этом стало известно?

– Не хочу. Поэтому и пришел к тебе, старому напарнику.

– Опять, как всегда, когда тебе нужна помощь?

Томас взглянул на Миккеля:

– Один-единственный звонок в телефонную компанию, и мы узнаем, кто это был. Если бы ты попросил, я бы для тебя это сделал. Верно? Ты же знаешь.

Миккель понизил голос:

– Какого черта, Ворон! Я же могу из-за этого вылететь со службы. Я не готов, как ты, поселиться на разбитом корыте на Копенгагенском канале. Можешь ты это понять?

Томас улыбнулся:

– «Бьянка» – не разбитое корыто, и живу я не на Копенгагенском, а на Кристиансхавнском канале.

– Ну извини, пожалуйста, – невольно улыбнулся Миккель. – Но ты хоть понимаешь, что Браск самолично вышибет меня пинком под зад, если это обнаружится?

– Если так, то это будет первый случай в его практике, когда он что-то обнаружит.

– Я ведь серьезно! И вообще, я не понимаю, зачем тебе понадобилось это узнавать. Не лучше ли было выкинуть этот телефон подальше и перестать жить прошлым?

– Потому что не от меня зависит забыть прошлое и потому что я хочу так набить рожу этой обезьяне, чтобы его родная мама не узнала.

Миккель встал и взял со стола телефон.

– Все тот же прежний кроткий и обходительный Ворон! – заметил он иронически.

Томас только пожал плечами.

24

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 1 октября 1989 года

Хауссер проснулся в спальне управдома. Первым, на чем остановился его взгляд, было бурое пятно протечки на потолке. Он хотел было потянуться, но ноги сразу уперлись в решетку слишком короткой для него кровати. Сегодня было воскресенье, шел уже одиннадцатый час. Голова у него трещала, а спину ломило от неудобного положения, в котором он проспал всю ночь, после того как рухнул в кровать. Из подъезда доносились тяжелые шаркающие шаги, направлявшиеся к лестнице, где-то наверху они смолкли, затем хлопнула дверь на последнем этаже. Хауссеру пришлось встать, чтобы узнать, кто это с утра пораньше заявился к Шуману. Найдя в пепельнице недокуренную сигарету, он, на ходу щелкнув зажигалкой, перешел в гостиную.

Голова с похмелья сильно болела, и ему трудно было сосредоточиться на мерцающих мониторах. Сев в кресло, Хауссер стал смотреть прямую трансляцию из квартиры Шумана. В гости заглянул Браун, что само по себе заслуживало внимания. Насколько было известно Хауссеру, между Кристофом и Брауном ни по домашнему, ни по служебному телефону не было разговоров о том, чтобы встретиться. А это означало, что либо слежка ведется халатно, либо это было спонтанное решение…

– Хорошо, что ты решил зайти, – раздался из динамика голос Кристофа.

Хауссер подумал, что надо будет потом сказать Мюллеру, чтобы тот подтянул дисциплину среди тех, кому поручена слежка. Сейчас настал критический момент, и нельзя допускать, чтобы они совершили какой-нибудь промах.

В то же время он следил за монитором, наблюдая, как в гостиную вошли Лена и дочка. Браун поочередно обнялся с обеими. Он вежливо поинтересовался спортивными успехами девочки, а та так же вежливо ответила, что все хорошо.

– Она поскромничала, – сказала Лена, погладив дочку по головке. – Она лучшая в группе своего возраста.

Девочка смутилась от похвалы и удалилась к себе.

– А не нальешь ли ты нам всем чего-нибудь выпить? – попросил Кристоф жену, которая уже направлялась к бару.

– Пожалуй, рановато, – сказал Браун.

– А мне кажется, тебе скоро потребуется взбодриться.

Хауссер прикурил от окурка новую сигарету и прибавил в динамике громкости.

– Довольно драматическое начало, – сказал Браун.

Гость и хозяин сели за стойку бара и смотрели, как Лена достает бутылки.

– Времена наступили серьезные, и нужно принимать трудные решения, – начал Кристоф.

– Мне казалось, что самое трудное мы уже приняли. Я имею в виду предстоящее бегство, – отозвался Браун, искоса наблюдая, как Лена наливает бокалы.

– Но ситуация с тех пор значительно осложнилась. С одной стороны, партия и Хонеккер стоят на том, что республика останется, и можно предположить, что в случае чего они способны применить силу.

Браун кивнул:

– И прошлый опыт это подтверждает.

– Именно. Но с другой стороны, посольства в Праге и Варшаве уже еле вмещают наших сограждан. И как ни старается у нас Штази подавить демократические движения, они день ото дня только нарастают.

– И к чему ты ведешь этот разговор?

– Сложившаяся ситуация напоминает обстановку на международных биржах. В конечном счете определить, в какую сторону повернут судьбы нации, невозможно – ответ на этот вопрос становится делом веры, все зависит от чутья, от того, купишь ты правильно или нет. Одно я знаю твердо: когда все продают, надо как можно больше покупать… – Кристоф сделал паузу и взял со стойки бокалы с виски. – Так что, когда все бегут… Тогда, конечно, лучше остаться.

– Неужели ты передумал бежать?

Кристоф покачал головой:

– Между нами говоря, я и раньше не собирался.

Он протянул бокал Брауну, тот понюхал и с жадностью опрокинул.

– Сказать по правде, ты меня ошарашил, но в то же время я вздохнул с облегчением. Лично мне трудно было представить себе, как я, с наклеенной бородой и в синих очках, буду переходить границу. Я и Веру даже не посвящал в этот план. Но… Но что мы будем делать, если останемся?