Книга Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

Домой и нойоны и нукеры добирались без радости на легко доставшуюся добычу, с хмурыми лицами гнали они чужих коней по сопкам и перелескам к родным урочищам. Все хорошо понимали: раз меркиты увидели их и пролилась кровь, надо ждать от них мести. Единственная надежда была у Бури Бухэ и Ехэ Цэрэна на то, что эти меркиты не относились к основным ветвям своего племени, а были захудалым отростком, изгнанным из родовых земель: лишь тогда они не пойдут на них войной, и другие рода вряд ли их поддержат.

На всякий случай Ехэ Цэрэн, когда они приблизились к своим кочевьям, на высоком перевале, откуда виднелось большое открытое пространство позади, оставил дозор из троих воинов. При появлении погони они должны были разжечь большой огонь – ночью яркий, а днем дымный.

На другом перевале в четверти дня пути оставили еще один дозор. Эти, увидев огонь от первого дозора, должны были во весь опор скакать в курень к нойонам и сообщить о приближении врага.

В течение пяти дней после их возвращения все было спокойно. Ехэ Цэрэн ежедневно посылал людей на смену дозоров, расспрашивал прибывших оттуда. Бури Бухэ, уже успокоившись, беспечно посмеивался над ним:

– Говорят, напуганная лисица своего хвоста боится, так и ты скоро уже от своей тени будешь шарахаться.

Беда пришла на шестой день. После полудня от ближнего дозора прискакал воин. Дыша так, будто пешком пробежал все расстояние, он хрипло доложил вышедшему из юрты Ехэ Цэрэну:

– На перевале горит огонь!

– Вы не перепутали там ни с чем другим? – испуганно-озлобленно округлил глаза тот. – Может вы перепились так, что утренний туман вам дымом показался?

– Там черный дым с копотью от смолы до самого неба тянется, – запальчиво возразил воин. – Хоть и перепились бы, да не с чем было перепутать.

– Ладно, ладно, – сразу успокоился Ехэ Цэрэн. – Иди пока отдохни.

Бури Бухэ, узнав об этом, сначала махнул было рукой: наверно, идут какие-нибудь две-три сотни, недолго их прогнать обратно за Ингоду, но Ехэ Цэрэн настоял на всякий случай снять курени и отправить вместе со всем скотом к братьям Даритаю и Хутугте, чтобы самим потом налегке встретить врага. Чертыхаясь, плюясь во все стороны и ругаясь, Бури Бухэ уступил – приказали они людям разбирать свои юрты и готовиться к кочевке. И, как чуял Ехэ Цэрэн своим вороватым нутром, привычным скрываться от погони, так и вышло. К вечеру подошли остальные дозорные и сообщили, что идет на них не меньше пяти тысяч меркитов. У Бури Бухэ и Ехэ Цэрэна враз потемнели лица; они пересчитали своих, годных к войне, даже женщин и крепких стариков причислили к войску – не набралось и трех с половиной тысячи.

К ночи отправили табуны и курени вверх по Онону. Гонцов за помощью к другим родам посылать не стали. На трезвые головы им теперь было ясно: сами во всем виноваты – напали на соседей и нажили себе врагов – самим придется и отвечать. После короткого совета со своими сотниками решили сделать так: разделившись на две части, укрыться в ближних от места ушедшего куреня лесах – с южной и северной стороны – и, не показываясь передовым разведчикам меркитов, дождаться подхода их главных сил. Когда враги увидят, что борджигинский курень укочевал, и пойдут за ним по следу, они должны ударить из лесных укрытий им в спину.

Ночь прошла в чуткой и нудной дремоте. Люди, прислонившись к стволам деревьев, не снимая с себя доспехов и не выпуская из рук поводьев оседланных коней, до утра промучились под роем лесных комаров.

Едва засветлело, по окраинным зарослям прискакали дозорные и сообщили: разъезды меркитов показались на западной опушке. Бури Бухэ, стоявший на самой кромке леса и из-за зарослей можжевельника смотревший на извилистое русло Аги и опустевший берег, где еще вчера мирно стоял их небольшой курень, скрипнул зубами, почти безразлично подумал: «Погибнуть так без испуга, с открытой душой, а кто прав, кто виноват, будут разбирать не здесь, а на небе…»

До восхода солнца рысили по обеим берегам Аги чужие разъезды, рассматривая следы. Один из них, в три десятка всадников, метавшийся по пойме правого берега, вдруг решительно направился по следу ушедшего куреня. Бури Бухэ, увидев это, отправил за ним в обход за сопками свою охранную полусотню.

Главные силы меркитов показались после восхода солнца. Походной колонной по десять всадников в ряду они уверенной рысью прошлись до места их куреня и, не останавливаясь, не сбавляя хода, устремились вниз по реке. Было видно, что знают свое превосходство и, может быть, еще раньше разведав эти места и силы здешних куреней, уверены, что отсюда все бежали без оглядки и теперь стремятся только догнать и перехватить их на пути.

Бури Бухэ поправил на голове железный шлем с торчащим вверх пучком из конской гривы, пробормотал короткую молитву Абаю Гэсэру[8]и махнул рукой, подавая знак своим. Бесшумно вышли на опушку растянутые ряды всадников. Бури Бухэ резко выскакал вперед и, хлестнув застоявшегося жеребца, на полном скаку пошел вдогонку за удаляющейся колонной меркитов. За ним глухо загудела земля. Чуть запаздывая, из соседнего леса завиднелись ряды воинов Ехэ Цэрэна. Бури Бухэ, сердито оглядываясь на них, с силой замахал рукой, призывая двигаться быстрее.

Сотни, быстро отрываясь от опушки и переходя кто на полную рысь, а кто в галоп, двумя большими крыльями понеслись вслед за пока еще не подозревавшими подвоха меркитами. Расстояние до них в два перестрела стремительно сокращалось. Проскакали незамеченными почти до перестрела. Но вот кто-то из задних в меркитской колонне заметил их, издал испуганный визгливый выкрик, тут же всполошились, заревели на разные голоса другие, ломая ряды и рассыпаясь в нестройную толпу.

Отчаянно радуясь, что выиграли самое лучшее время перед сражением и застали меркитов врасплох, и глядя, как те беспомощно шарахаются на своих конях, рассыпаясь в стороны, зная, что они уже не успеют перестроиться, Бури Бухэ заорал во всю глотку:

– Хура-а-ай!

– Хура-а-ай!!! – громовым эхом пронеслось над волнами наступающих.

Бури Бухэ выхватил из хоромго свой оленьего рога лук, приладил к тетиве стрелу и выпустил с предельной оттяжки, целясь в толстого воина с железной палицей в руке, размахивавшего ею, оглядываясь на других, пытаясь выстроить вокруг себя ряды. Хорошо обученный конь под ним мгновенно уловил звук стрелы и шарахнулся в сторону. Стрела Бури Бухэ пролетела мимо его широкого живота в одном локте и прошила бок молодому воину, выглянувшему из-за его спины, и тот колодой рухнул с коня на землю.

Один за другим и сразу по несколько человек стали падать меркиты под стрелами борджигинов. Они начали было отстреливаться, но тут уже сблизились, схлестнулись передние ряды с копьями и саблями, началась сеча.

Бури Бухэ сошелся с толстым воином, в которого не попал стрелой, отвел могучий удар его палицы щитом – щит его, плетенный из березовых прутьев, покрытый тройным слоем бычьей кожи и укрепленный железными пластинами, хрустнул на руке – и тут же он тяжелым своим чжурчженским мечом достал его, откинувшегося назад в седле, в левый бок. Оттуда через разрубленный хуяг[9]брызнула кровь, а Бури Бухэ, уже не глядя на него, раненного, отпихивая конем его в сторону, рванул дальше, в гущу меркитской толпы, увлекая за собой своих воинов…