Книга То ли свет, то ли тьма - Рустем Юнусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем начать свою речь, он прокашлялся, неодобрительно пробежал глазами по лицам преподавателей, которые продолжали между собой, словно невнимательные студенты, переговариваться, и сразу же, направляя обсуждение диссертации в нужное для него русло, сказал, что он прочел диссертацию от корки до корки, более того, чтобы уточнить некоторые неясности, встретился с диссертантом, при этом многие недочеты были устранены, что же до общего впечатления, то оно положительное.
«Не за дешево купили!» – глядя на него, подумал я.
Впрочем, никто от Владимира Ивановича иного суждения и не ожидал. Все апробации у шефа, как у талантливого режиссера, до мелочей отрежиссированы. Оппоненты – свои люди, осечки не происходит.
– Уважаемые коллеги! – произнес далее Владимир Иванович. – Прежде всего я должен сказать, что представленная на ваш суд диссертация оформлена в соответствии с требованиями, предъявляемыми к докторским диссертациям, написана без орфографических ошибок, легко читаемым, доходчивым языком. И в этом смысле я получил удовольствие.
– Раз дело дошло до удовольствия, тут уж ясно без слов, – повернув голову в мою сторону, полушепотом сказал Салават, а я подумал: «В нашей жизни, куда ни кинь, на первое место всегда выносится форма, а о содержании никто и не вспоминает».
Обычно же у нас отзыв на диссертацию строится так: перед тем как вынести положительное решение, рецензент говорит не только о достоинствах диссертации, но и излагает по мелочным вопросам не принципиальные замечания. Без этого, как правило, не бывает.
– Уважаемые коллеги! – неуверенно продолжил Владимир Иванович, ибо чувствовал, что аудитория без должного уважения относится к нему, – чтобы не терять времени, я не буду говорить об актуальности выдвинутой темы. Все вы знаете, что такое язвенная болезнь, вам известно, какие в наше время могут возникать при лечении язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки проблемы. Чтобы придать нашей дискуссии деловой характер, перехожу к замечаниям.
Владимир Иванович положил перед собой на трибуну талмуд диссертации, в нем он сделал множество закладок и стал излагать мелкие замечания, что создавало впечатление о принципиальности его суждений. Говорил он монотонным голосом, то листая страницы диссертации, то переходя от закладки к закладке, не поднимая головы, то пробегая глазами по лицам преподавателей, в течение сорока минут и всех порядком утомил. Аудиторией он не управлял, а шеф по-прежнему напускал на свое лицо безразличное выражение: он хорошо играл роль и продолжал продемонстрировать, что все, что здесь происходит, к нему не относится, тогда как главным режиссером «спектакля» был он.
Справедливости ради нужно сказать, что некоторые преподаватели у нас на кафедре понимали, что собой представляет кафедральная наука, которая для практического здравоохранения за все последние годы не дала даже по малому счету ничего. Шеф же на каждом кафедральном совещании, ведя ловкую дипломатическую игру и рекламируя кафедру, говорил, что преподаватели у нас на кафедре прекрасные лекторы и педагоги, что кафедра работает на самом передовом рубеже науки. В этой аудитории прошло много апробаций, и все они были за редким исключением на одно лицо.
Из череды мелких, не принципиальных замечаний, которые носили характер пожеланий оппонента соискателю, я обратил внимание на два замечания, которые давали представление о том, как была выполнена диссертация.
– В разделе «Материалы и методы обследования», – говорил Владимир Иванович, как о чем-то само собой разумеющемся, – написано, что обследовано четыреста больных – цифра, внушающая уважение, а в разделе «Результаты исследований» говорится, что методом полимеразной цепной реакции обследовано всего лишь двадцать семь больных. Получается несоответствие.
При этом я невольно переглянулся с Салаватом Зарифовичем – уловил ли он суть? Салават Зарифович чуть заметно наклонил ко мне голову и, как о чем-то само собой разумеющемся, полушепотом произнес:
– Подсказывает, как обыграть. Раис Идрисович перед цифрой двадцать семь поставит четверку и будет соответствие.
А я подумал: «Когда Владимир Иванович и Раис Идрисович встречались тет-а-тет, то могли бы это несоответствие устранить, но почему-то не устранили. Возможно, Владимир Иванович об этом Раису Идрисовичу намекнул, но тот намека не понял. Или же, скорее всего, при обсуждении докторской они разыгрывали между собою мини-спектакль: каждый делал вид, что занимается серьезным, честным делом. При этом Владимир Иванович с миной на лице, соответствующей его положению, умело прикидывался, что не знает, каким образом сделана «липовая» диссертация, и сказать об этом несоответствии с глазу на глаз рецензенту ему было, учтиво говоря, не дипломатично.
– Кроме того, – монотонно произнес Владимир Иванович, – в диссертации не представлено в качестве примера ни одной выписки из истории болезни обследованных больных. Получается как бы голословно.
При этом очередная легкая ироническая улыбка пробежала по губам некоторых преподавателей, но ни один мускул не дрогнул в лице шефа, а Раис Идрисович еще чаще заморгал.
Как и следовало быть по протоколу, в заключение своей речи Владимир Иванович сказал:
– Уважаемые коллеги! Таким образом, представленная на ваш суд диссертация представляет собой законченный фундаментальный научный труд, имеющий несомненную теоретическую и практическую значимость; смею вас уверить, что он соответствует всем требованиям, которые предъявляет Высшая аттестационная комиссия к докторским диссертациям. Извините, что всех вас я длинным сообщением утомил, но такова уж у нас, оппонентов, нелегкая работа.
Многие с облегчением вздохнули.
Прежде чем сойти с трибуны, Владимир Иванович взглянул на шефа, затем на Раиса Идрисовича, и по тому, как они обменялись взглядами, можно было предположить, что их связывает одна тайная нить.
Как только оппонент сошел с трибуны, все, ожидая, что скажет шеф, притихли.
– Вам трудно выслушать, а Владимир Иванович диссертацию от корки до корки принципиально прорецензировал, – заметил шеф.
Он встал и с заднего ряда вышел вперед, думая занять по привычке председательское кресло, но передумал. По положению при апробации, а он уже про себя решил, что это обсуждение диссертации следует документально оформить как апробацию, научный руководитель не мог быть председателем, поэтому он присел на первый ряд и произнес:
– Приступим к обсуждению. У кого имеются к Раису Идрисовичу вопросы?
– У меня вопрос, – сказала тут же Лариса Леонидовна, средних лет женщина.
Из всех учеников шефа она была самая способная, но им не управляемая. В свое время, когда шеф пришел на кафедру доцентом и ему нужна была докторская, а в то время диссертации, как блины, не пекли – и ему нужны были способные ученики, то выбор шефа пал на Ларису. Теперь бы он ее не взял к себе на кафедру ни за какие коврижки.
Про Ларису Леонидовну в свое время мне шеф говорил: «Способная, и воля к достижению поставленной цели есть, но характер – в рот палец не клади, к тому же и терпения – ни на грош. Когда она защищала в Ярославле, где был по ревматологии ученый совет, кандидатскую диссертацию, то убеленным сединой профессорам, когда ее о чем-то спросили, заносчиво ответила: “Да что вам об этом говорить, вы все равно ничего не поймете!”»