Книга За речкой шла война... - Николай Прокудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Йо-хо-хо! И бутылка рома! Диабло! Точнее, чёрт подери!
Хлебнули. А закусить? Коробка конфет и забытый чёрствый беляшик. Точно! Купили в привокзальном кафе и позабыли… Разделили провиант по-братски, пополам, отхлебнули из горлышка по паре глотков теплого рома. Кровь заиграла, затем закипели мозги. Через пять минут оба хлопнулись на землю. Идти никуда не хотелось, да и сил не было. Повесили на куст капитанский китель, подостлали под себя шинели и легли в некотором подобии тени.
День прошел в полубреду. Рожи опухли, губы потрескались. Возникли миражи в виде озера, караванов верблюдов, машин, деревьев.
– О! Машина едет! Видишь? – показывал пальцем Никита.
– Нет, у меня это верблюд идет! – отвечал Хлюдов.
Спустя некоторое время Никита вновь вопрошал:
– А речку видишь?
– О-о-о. В моем мираже вижу виноградники. Ну что, выпьем ещё по глотку?
– Выпьем.
Воображаемые виноградники сменялись пшеничным полем, затем заливным лугом и так далее. Алкогольный коктейль и жаркое солнце сделали свое дело.
* * *
– Помню, под Кандагаром в пустыне без воды оказалась наша разведгруппа, так я тоже мираж видел! – воскликнул разведчик Виталик.
– Братцы! Раз зашел разговор о разведчиках, давайте помянем моего дружка, Петю Грекова, героически погибшего в баграмской «зелёнке», – поднял стакан Никита. – Трех духов завалил, а четвертого не заметил….
Выпили, закусили, чуток помолчали.
Солнце уже клонилось к горизонту. Бесконечный день всё-таки заканчивался. Начали быстро сгущаться сумерки.
– Всё! Хватит лежать! Встаем! – распорядился Хлюдов. – Пойдём на огоньки, иначе сдохнем на этой «сковородке». Пошли влево, зайдём на возвышенность. И где увидим огни, там и будет наше спасение.
Огней нигде не было, снова пошли наугад. Шли всю ночь, пока прохладно. Под ногами – твёрдый солончак. Шли, шли…
Ступили на рыхлый песок. Очень рыхлый.
– Кажется, контрольно-следовая полоса! – застыл Никита, вляпавшись двумя ногами.
– Мне одно непонятно: мы уже за границей или нет? – задал глупейший вопрос Хлюдов. – Или только на подходе? Что-то ни колючей проволоки, ни собак не наблюдается.
Эх! Не поминай всуе!.. Из пересохших камышей выскочили три огромные псины и с хриплым лаем бросились к ним.
– Всё, прощай, молодость! Поминай как звали… Никита, только не беги! Побежим – точно разорвут.
– Да куда тут побежишь! У меня и ноги-то не ходят…
Псины-волкодавы окружили, сели на задницу в двух шагах. Рычали, но не бросались. И то хорошо!.. Все-таки до чего ж для человека широкое понятие «хорошо»! Стоишь по щиколотку на подгибающихся ногах в зыбучем песке, избегая лишнего движения, вокруг тебя брызжущие слюной клыкастые образины – и… хорошо!
– Тохта (стой)! Эй, бача (эй, мужик)! Буру (иди)! – на ближайшем к ним бугре появилась фигура человека с винтовкой.
– Та-ак… Если это пограничник, то не наш, а перс. И мы возвертаемся из Ирана. Обратно на Родину, – процедил Хлюдов. – Абзац! Если мы в Иране, будет большой скандал. Опять сын – шпион, но теперь иранский. Батю из газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня, непутевого сынка, нарушителя границы…
– Какое, к дьяволу, министерство! Нашёл, о чём сейчас думать. Не повесили б как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы – советские офицеры! – Никита поднял повыше руки. – Мы не вооружены! Не стреляй и убери собак!
– Чего ты разорался? – прошипел Хлюдов. – Он ведь всё одно, что марсианин. По-русски ни бельмеса. Его бы по-английски…
– Чего ему сказать? «Дую спик инглиш»?
– Нет, что-нибудь другое. Мол, не стреляй, заблудились, желаем виски, сигару, кофе. Вспоминай, что в школе учил!
Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… В школе про виски, сигару, кофе как-то не…
– Эй, офисер! Ходи сюда, на мой сторона! Не бойся! Моя стрелять не будет!
Ура! Абориген знает русский!
Абориген свистнул псинам, и те послушно сняли осаду, быстро убежали прочь.
– Слава, тебе, яйца! – выдохнул с облегчением Хлюдов. – Не за границей, кажись. И яйцы целы, не отрезали. Чую, мы дома! Интересно, что это за юный друг пограничников? Кто такой?
Они опасливо приблизились.
– Салам! – радостно произнес Никита.
– Салам алейкум! – изобразил счастье на лице Хлюдов.
Туркмен тоже, похоже, был в восторге:
– Салам, товарищи офисеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая человек. Почти год никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан, Абдулло.
– О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо! – обрадовался Хлюдов. – Ура! Мы спасены!
Обменялись рукопожатиями. А дальше? «Салам, товарищи офисеры!» Ну, здрасьте. Вот тебе и здрасьте! Пьяные, пропылённые, усталые и чёрт знает где находятся – товарищи офисеры. Как объяснить этому пастуху, почему сюда забрели? И действительно, далеко ли граница?! Что бы такое ему, чабану, сморозить для завязки разговора?
Но он товарищей офисеров опередил:
– Я сам год назад был солдат. Стройбат. Служил в городе Горьком. Какой хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!
– О, земляк! – заорал Хлюдов. – Я ж оттуда родом!
Никита удивился. Земляк?
– Я ж с Волги, только с верхней части!
Ну, в принципе, да, Москва-река – приток Волги.
– Меня Владимиром зовут. А этот – Никита.
– Осинь рад! Осинь! А я Абдулло! Я хотеть остаться в России, жениться, там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, а он со старшим братом прибыль и увёз. Вот загналь сюда овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад! Пойдемте, шурпой накормлю!
О, шурпой! А шашлык?
Подошли к чахлому частоколу из тонких жердин. Туркмен махнул палкой на свирепого вида собак, отогнал прочь. Невдалеке – кошара и загон для овец. Рядом – низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убогое, но всё же жилье…
– Так ты что, тут один живешь? – спросил Хлюдов Володя, оглядывая стены саманного закутка.
– Почему один? Собаки, овцы…
– Э-э, с овцой, что ли, спишь? А где ханум? – сострил Хлюдов.
– На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся.
– А сколько надо-то? Сколько ягнят?
– Если некрасивая жена – двадцать пять баранов. Если красивая – пятьдесят. А красивая и работящая – сто.
