Книга Принц Лестат - Энн Райс

– Роуз, когда вырастешь, ты можешь стать, кем только захочешь. Поэтом, писателем, певицей, танцовщицей, учительницей – кем угодно!

Когда Роуз исполнилось тринадцать, они с тетями отправились в поездку по Европе. Дядя Лестан с ними не ездил, но все оплатил. Они путешествовали три месяца и повидали все знаменитые города. Дядя Лестан назвал это «Большим Турне». Они даже в России были – провели пять дней в Санкт-Петербурге и пять дней в Москве.

Поездка запомнилась Роуз вереницей самых прекрасных в мире старинных зданий, дворцов, замков, соборов, музеев и картинных галерей, о которых она прежде только читала, а теперь видела своими глазами. Больше всего ей понравилось в Риме, Флоренции и Венеции. Но куда бы они ни приезжали, везде Роуз ожидали новые и новые открытия.

В Амстердаме неожиданно объявился дядя Лестан. Оказывается, он входил в число попечителей Государственного музея, так что у него имелся тайный ключ, и по вечерам он брал Роуз туда. В это время они были там одни и могли просиживать сколько угодно перед шедеврами Рембрандта.

Он организовывал такие неурочные экскурсии специально для них и во многих других городах, но Амстердам прочно завоевал сердце Роуз, потому что тут дядя Лестан был с ней.

В пятнадцать лет Роуз угодила в неприятности: без разрешения взяла семейный автомобиль. Водительских прав у нее еще не было, но она собиралась вернуть машину на место прежде, чем тетя Джулия и тетя Мардж проснутся. Просто хотела немного покататься с новыми подружками, Бетти и Шарлоттой. Никто из них не подумал, что дело может обернуться бедой. Но на шоссе машина влетела в ограждение, а Роуз попала в суд по делам несовершеннолетних.

Тетя Джулия и тетя Мардж немедленно попробовали связаться с дядей Лестаном, но он где-то путешествовал, и никто не мог его разыскать. Роуз даже обрадовалась, так стыдно и плохо ей было, так боялась она его разочаровать.

Но судья, который вел ее дело, всех просто потряс. Бетти и Шарлотту он отпустил, потому что это не они украли машину, а вот Роуз за преступное поведение отправил на год в исправительное заведение для девочек, «Приют Дивной Благодати для девочек». Сурово отчитав Роуз, он предупредил ее, что если она и там будет себя плохо вести, то останется там до восемнадцати лет, а то и дольше. Сказал, что с таким асоциальным поведением Роуз рискует вырасти наркоманкой или даже бродяжкой.

Тетя Мардж и тетя Джулия в ужасе умоляли судью смягчить приговор. Они и их адвокаты снова и снова твердили, что не выдвигают против Роуз никаких обвинений за кражу машины, что это была всего лишь подростковая выходка, не более того, и что необходимо связаться с дядей девочки.

Ничего не помогло. На Роуз надели наручники и отвезли ее куда-то в южную Флориду, в исправительное заведение.

По дороге туда она смирно сидела, глотая слезы, а несколько мужчин и женщин в машине рассуждали об «истинно христианском окружении», где Роуз научится читать Библию и «быть хорошей девочкой» и откуда вернется к тетям «послушным христианским ребенком».

«Приют» превзошел самые худшие страхи Роуз.

По приезде их встретили директор приюта, мистер Хейс, и его жена, миссис Хейс, оба очень приветливые, любезные и хорошо одетые.

Но едва полицейские уехали и Роуз осталась с ними одна, они заявили, что она должна признаться во всех своих плохих поступках, а иначе «Дивная Благодать» ей, увы, не поможет.

– Ты сама прекрасно знаешь, чем занималась с парнями, – сказала миссис Хейс. – Знаешь, какие принимала наркотики и какую слушала музыку.

Роуз пришла в ужас. Она никогда не занималась с парнями ничем плохим, а из музыки предпочитала классику. Да, иногда она слушала рок, но… Тут миссис Хейс покачала головой. Отрицать, кто она такая и что она натворила – очень, очень скверно, сказала миссис Хейс. И она не хочет больше видеть Роуз, пока та не одумается и не начнет себя хорошо вести.

Роуз отвели в угрюмое стерильное здание, вручили безобразное бесформенное платье и велели двум старшим ученицам сопровождать ее, куда бы она ни пошла, даже в туалет. Ей не давали ни минутки побыть одной, следили за ней даже во время самых интимных телесных отправлений.

Кормили в приюте ужасно, а уроки состояли из чтения и переписывания стихов из Библии. Роуз били, если она случайно встречалась глазами с другими девочками или учителями, или пыталась «болтать», или задавала вопросы. Ее заставляли на коленках драить пол в столовой за «плохое поведение».

Когда Роуз потребовала, чтобы ей позволили позвонить домой и рассказать тетям, как с ней тут обращаются, ее отвели в карцер – крохотный чуланчик с маленьким окошком под потолком. Старая надзирательница отхлестала ее ремнем и сказала, что пора ей уж хорошенько задуматься над своим поведением, а не то ей вообще никогда не разрешат позвонить семье.

– Неужели ты хочешь быть дурной девочкой? – скорбно вопрошала старуха. – Разве не понимаешь, что твои родители отдали тебя сюда потому, что хотят тебе же помочь? Они не хотят, чтобы ты сейчас была с ними. Ты разочаровала их, ты не слушалась.

Два дня Роуз пролежала на полу карцера, заливаясь слезами. В тесной комнатенке пахло хлоркой и мочой, а из обстановки были лишь соломенный тюфяк да ведро. Дважды в день ей приносили еду. Девочка чуть постарше присела рядом и шепнула:

– Не упрямься. Тебе их не победить. И, пожалуйста, ешь. А то они будут давать тебе одну и ту же порцию снова и снова, пока ты не съешь, даже если все протухнет.

Роуз пришла в ярость. Где же тетя Джулия и тетя Мардж? Где дядя Лестан? А вдруг он узнал, что случилось, разозлился и больше не хочет иметь с ней дела? Нет, в такое поверить она никак не могла. Он не способен отвернуться от нее, даже не поговорив! Но девочку терзал стыд за ее проступок. И еще было стыдно за себя, за то, во что она превратилась – в бесформенной одежде, немытая, нечесаная, все тело чешется и болит.

Ее лихорадило, она чувствовала себя совершенно разбитой. Под бдительными взглядами охранниц ей не получалось сходить в туалет. Тело ломило, голова раскалывалась. В жизни у нее так не болели живот и голова.

У Роуз начался жар, но тут ее повели на первый сеанс групповой терапии. Помыться и принять душ ей не разрешили, так что она чувствовала себя совсем грязной.

На грудь ей прицепили бумажный плакатик с надписью «Я шлюха» и велели признаться перед всеми, что она принимала наркотики, слушала сатанинскую музыку и спала с парнями.

Роуз снова и снова твердила, что она ни с кем не спала и даже не пробовала наркотиков.

И снова и снова другие воспитанницы, обступив ее сплошным кольцом, скандировали:

– Покайся, покайся!

– Скажи: «Я шлюха!»

– Скажи: «Я наркоманка!»

Роуз отказывалась. Рыдала. Она никогда не принимала наркотиков! У них в школе вообще никто не принимал наркотиков! И она никогда ничем таким не занималась с мальчиками – разве только один раз поцеловалась на танцах.