Книга Африканское бешенство - Нил Бастард

И тут все подземелье внезапно наполняется странной вибрацией. Отчетливо слышу звуки взрывов сверху. Со сводов с мерзким шуршанием осыпается цементное крошево, гул нарастает все тревожней и отчетливей… Глухой удар – и позади меня с чудовищным уханьем валится груда кирпичей!..

Оборачиваюсь. Обвал происходит как раз в том месте, где я был каких-то десять минут назад. К счастью, проход засыпан лишь частично, и это дает мне шанс вернуться тем же путем, каким я сюда и пришел.

Первая мысль – поблагодарить судьбу за то, что я не побоялся неизвестных и продвинулся к выходу на поверхность почти вплотную. Однако на эту мысль тут же накладывается и вторая: если коллектор будет разбомблен, то в миссию мне придется возвращаться уже по поверхности…

Гул усиливается – такое впечатление, что наверху рвутся мощные авиабомбы. Где-то совсем рядом вновь ухает массив кирпичей. Инстинкт самосохранения гонит меня к бетонному кубу, я с обезьяньей ловкостью взбираюсь по металлическим скобам на поверхность. Глаза слезятся от обилия солнечного света, и я не сразу различаю контуры домов.

Страх, который в подземелье, казалось, совсем улетучился, теперь вновь накрывает меня свинцовой тучей, невидимым ядом проникает в сознание. Главное теперь – не поддаться панике, но это не так просто, особенно когда прямо на улице гремят взрывы!..

Бегу, словно безумный, по изрытой воронками улице, падаю, разбиваю в кровь колени и локти, поднимаюсь, вновь падаю и вновь поднимаюсь… Асфальт гулко вибрирует, горячий воздух бьет меня по лицу, песок скрипит на зубах, едкий дым выедает глаза и натекает в легкие.

И вот – полуразрушенное здание: оплывший фасад, выбитые стекла, огромная дыра от снаряда на втором этаже…

Первое, что бросается в глаза, висельник, подвешенный к разбитой оконной раме на первом этаже. Сквозняк едва заметно раскачивает тело, чуть различимо вибрирует шнур. А на плече покойника сидит огромная черная ворона, примеряясь, как выклевать глаз…

Ощущаю себя пустым, словно бамбук. Спазм отвращения накатывает безудержно, словно икота. Пятясь и стараясь не смотреть на висельника, заскакиваю в открытую дверь и стремглав лечу по коридору, заваленному мусором.

Лишь забежав внутрь здания, понимаю, что это наверняка мэрия. Когда-то мне приходилось бывать тут по делам – оформлял документы для миссии, совал взятки местным чиновникам.

Перевожу дух, осматриваюсь. В небольшой комнатке, бывшей когда-то канцелярией, – никого. Огромный офисный стол, непонятно как уцелевший в этом аду, разбитый компьютерный монитор, обугленная мебель и груда бумаг. В любом случае, тут все-таки безопасней, чем на улице, не говоря уже о подземелье, где я в любой момент мог оказаться под завалами.

Взрывы на улицах прекращаются так же внезапно, как и начались. Выглядываю из окна. Небольшая площадь перед мэрией испещрена воронками, из которых торчат согнутые колени и окровавленные запрокинутые подбородки. Мертвые тела в шортах, футболках, армейских камуфляжах и полицейских мундирах повсюду. Над площадью черными крестами кружат вороны, и в памяти невольно всплывает мрачная картина из школьного учебника «Поле после битвы».

Что же теперь происходит в Оранжвилле?!

Очередная война бандитских кланов, только теперь с применением армейского вооружения? А может быть, в каких-нибудь высоких международных инстанциях решено сровнять город с землей, чтобы не дать заразе распространяться по всему миру?

Как бы то ни было, но мне надо что-то делать. Идти к зоопарку – смерти подобно, и потому решаю пересидеть в мэрии до рассвета. Если забаррикадироваться в комнате, не светиться у окон и вообще вести себя тихо – меня не заметят ни с улицы, ни со стороны коридора, если там даже кто-нибудь и появится. Да и громилам тут нечем поживиться, ведь мэрия – не продуктовый склад и не полицейский арсенал.

Устраиваюсь за шкафом. На стене напротив – чудом уцелевшее зеркало. Если кто-нибудь и войдет в комнату, я сразу его замечу и среагирую. При условии, конечно, что не засну до того времени…

Снимаю влажную «разгрузку», достаю бутылку с водой и сухпаек и начинаю бесшумно есть, все время прислушиваясь.

Во всем здании мэрии царит неопределенная и зловещая тишина, и тишина эта густеет, словно смола на сосне, медленно натекает в мозг, неотвратимо разъедая нервы. Каждую минуту ждешь или скрипа половицы где-нибудь совсем рядом, или крысиного попискивания… Покончив с ужином, решаю все-таки выглянуть в темный коридор и обследовать соседние комнаты. Но едва выглядываю наружу, как желание обследовать этаж как-то незаметно исчезает, уступая место другому: сидеть, затаив дыхание, превратиться в камень или вообще стать прозрачным – только бы ничем не выдавать своего присутствия.

Так что придется собрать всю волю в кулак и терпеливо переждать ночь, а затем наступление рассвета – самого спокойного времени суток в обезумевшем городе.

Конечно же, ждать и догонять – самое худшее, но выбирать мне просто не из чего.

17

Небосвод неотвратимо окрашивается розовым перламутром. Над серым океаном пузырятся ватные облака, медленно проплывая на северо-запад – в края, где нет ни ужасов Эболы, ни толп вооруженных ублюдков, ни гниющих трупов на улицах, ни постоянного страха смерти.

Вот уже минут двадцать я брожу по аллейкам зоопарка, пытаясь вспомнить, где именно тут находятся вольеры с приматами. На фоне городских разрушений зоопарк выглядит эдаким островком безмятежности. Песочные аллейки, усыпанные опавшими листьями, не тронуты ни взрывами, ни следами пожаров. Мощные деревья, высаженные еще в колониальные времена, не испещрены пулями и осколками. Тишина и безлюдье. С удивлением различаю давно подзабытый звук – это с назойливым гудением бьется в цветке шмель…

Солнце блестит в паутинках между деревьями. Маленький паучок, путешествующий по прозрачной нити, неожиданно приземляется мне на рукав. Смотрю на него в полном недоумении: кажется, я уже забыл, что кроме подвала миссии и сожженных руин вокруг, существует и другой мир…

– Бежал бы ты отсюда, пока цел и невредим, – советую я насекомому, однако сбить его почему-то не решаюсь.

Вдоль аллеек ровными рядами стоят лавочки. Странно видеть их в целости и сохранности, и мне даже хочется ненадолго присесть на одну из них и смежить веки. Бесконечно давно, в далеком сопливом детстве, я очень любил ходить в московский зоопарк, даже экономил на школьных завтраках, чтобы купить в воскресенье билет. В зоопарке я мог пропадать с утра и до вечера, и служителям зачастую приходилось выгонять меня перед самым закрытием… Звери за решетками почему-то напоминали мне добрых героев мультфильмов, и я верил, что запросто смогу залезть в клетку к амурскому тигру или белому носорогу и подружиться с ними. Звери позволили бы себя кормить, а по праздникам катали бы меня по городу или даже возили бы на экскурсии в свои далекие сказочные страны…

Как же давно это было!

Странный щелчок, напоминающий передергивание пистолетного затвора, выводит меня из полузабытья, заставляет напрячься и оглянуться. На аллейке никого нет. Нет никого и в зарослях кустарника – они тут слишком уж редкие и низкие, не спрятаться. Растерянно смотрю назад: все те же безлюдные аллейки и лавочки…