Книга Идеальный выбор - Стелла Даффи

Он скажет, что делать. Как с этим справиться. Объяснит правила, научит, как ими пользоваться. Подскажет, как поступить. Успокоит, когда мое тело изменится, — мол, все нормально, — и с ним я смогу пережить эту навязанную мне чужую волю.

Фигня. Маленькая дурочка, что прячется где-то во мне, ждет, чтобы ей сказали, что делать. Впрочем, я все равно ничего не сделаю. Мне всегда хочется, чтобы кто-то другой решал за меня, а я буду его за это ненавидеть. Мне сроду не нужен был ни начальник, ни наставник И все же я хочу, чтобы он взял на себя ответственность, взял меня, утешил, избавил от необходимости выбирать.

Слишком поздно. Он уже сделал за меня выбор, а я теперь страдаю синдромом Большого Брата, жаждой легального инцеста. Кроме того, он не начальник, но всего лишь прислуга. Значит, он не может быть главным, даже если я этого захочу, даже если он захочет. Не он здесь правит бал.

Так, начнем сначала.

Он мне нужен, потому что я боюсь. Боюсь беременности, боюсь измениться внешне, боюсь материнства.

Но он не беременный и не будущая мать. Все это лежит на мне.

Он мне нужен, потому что с ним классно в постели.

Потому что обнимать его все равно что обнимать мечту. Потому что он знает меня, как никто, и все делает, как надо.

Потому что я не хочу снова остаться без секса, без великой страсти, и получается, что в очередной раз, опять и опять, я превращаю просто хорошего любовника в мужчину моей жизни, маскирую его под вечное блаженство, когда на самом деле мне требуется одно: чтобы удовлетворить желание было бы так же легко, как воды напиться. Но ведь я не дура и понимаю, что такое спорное утверждение: это когда уверяют, будто ангельское блаженство не иссякает, не изнашивается, не оборачивается унылыми встречами раз в неделю по пятницам. Поищем бесспорных утверждений.

Он мне нужен, потому что мне нужен секс. Верно, но в таком случае убиваться особо не из-за чего.

Следовательно, не стоит по нему тосковать, не стоит его хотеть. Он не облегчит мне жизнь, не возьмет боль на себя. Возможно, он и ангел, но выпутаться вместо меня не сможет. Это еще никому не удавалось.

Анализ завершен, окончательный вывод: он ей нужен только для секса. Все как обычно. Устав танцевать, подпевать во все горло и теоретизировать, безмерно счастливая от того, что свела значение ангела в своей жизни к сексуальным навыкам, София падает на диван, наказывая себе проснуться через час, чтобы не опоздать на работу. Где-то в глубине сознания, в глубине живота паникует младенец, но ей, словно какой-нибудь сопливой девчонке, сначала надо справиться с разбитым сердцем. София засыпает.

Габриэль появляется во сне. На изнанке век. Он обнимает спящую Софию, и она обнимает его, и обоим становится лучше, вдвоем лучше, хотя оба знают, что они ничего не в силах изменить. И все же, если начистоту, ей легче, оттого что он здесь, оттого что она заставила его прийти, заманила его в свой сон. Но и спящая София сомневается: не выдумка ли все это, не буйная ли фантазия рехнутой стервы, игра воображения измученной дурехи. Измученной перспективой материнства, от которого никуда не деться. Не сотворила ли она этого парня из собственного желания, и не потому ли он исчез утром, что желание ослабло? А если так, то как заставить его не уходить по утрам? Как удержать в постели? София не знает, где выдумки, а где реальность, но из сна он не уходит. Во сне София просыпается в объятиях Габриэля.

Он не всезнающий и не Большой Брат, и на этот раз даже никакого секса, он просто обнимает ее. Что само по себе тоже неплохо. Учитывая ее состояние. Учитывая ее тоску. София знает, что это сон, но, проснувшись, она сделает сон явью.

Семнадцать

Когда она проснулась, его не было. София отправилась на работу. Не думала ни о чем пять долгих часов. Отодвинула в сторону сердитые мысли о пропавшем парне, ужас перед будущим младенцем, перед затаившейся хваткой депрессией и трудилась в упоении весь вечер, подогревая свой клубный танец классической страстью. София танцевала так, словно хотела снести чью-то голову, горделивая львица в бюстгальтере из тигровой кожи. В середине вечера Денни пришлось с ней поговорить. Она отпугивает клиентов. Верно, их легко напугать, но все же. Полная самоотдача — не совсем то, чего ищет гуляка праздный. Хорошо бы она чуть убавила экспрессии, иначе ошарашенная публика задолго до закрытия, вопя от страха, повалит к выходу. Чего Денни очень не хочется. Не хватало только, чтобы его лучшая танцовщица выжила гостей из клуба. Клиенты хотят синтетического секса на тарелочке, поднесенной к их столу прелестнейшей, покорнейшей и вежливейшей официанткой. А им преподносят нечто пугающе похожее на правду, подают на дымящемся вертеле, суют под нос шипящую реальность, пляска дервиша — какой уж тут комфорт!

София готова была возразить: она танцовщица, а Денни, хотя и владеет заведением, в хореографии ничего не смыслит. Но увидела, как Каролина и Сандра кивают, соглашаясь с хозяином. Мнение босса о ее способностях Софию не волновало, но она знала, что другие танцовщицы не могут ошибаться. Отступив на шаг, глубоко вдохнула, извинилась, улыбнулась приятным молодым людям в уже помятых новеньких костюмах и ушла, чтобы вернуться через пять, десять, самое большее пятнадцать минут. В домашнем покое гримерки она освежилась, дважды приняв душ — обжигающий и ледяной. Ни кипяток, ни холод не помогли, но доходчиво напомнили, где она находится. В женской гримерной, на рабочем месте. Она обязана делать свое дело, зарабатывать деньги, и не стоит сжигать мосты. Еще не время, но это время придет. Когда станет виден живот. Когда ей понадобятся сбережения.

Домой София приехала на заднем сиденье такси Мэтта, дивясь молчанию Джима Кроуса и не обращая внимания на треск в голове. Опять приняла душ, неожиданно быстро заснула, благодарная телу за свинцовую усталость, не позволившую ни секунды бодрствовать и размышлять о странных повадках мужчин и ангелов. На следующее утро она чувствовала себя лучше, веселее, чего с ней давно не случалось, и постаралась побыстрее убраться из дому. Единственным препятствием к бегству стал короткий разговор с Мартой, с которой она столкнулась в холле. Марта только что вошла и осматривала листья паучника, София выходила, даже не взглянув на пересохшую землю в горшке; внимание Марты к цветку ей тоже не нравилось. Пусть она ведет хозяйство у Джеймса, если ей так хочется, но София предпочла бы, чтобы эта новенькая, с иголочки, подружка не касалась мест общего пользования своими неугомонными ручками. Со своей стороны, Марта жаждала расспросить про нового сексуального партнера, чьи шумные кульбиты не давали им с Джеймсом заснуть полночи, но боялась обнаружить столь жгучий интерес к жизни Софии. Ни одна из девушек не смогла заставить себя поговорить о чем-нибудь, кроме прогноза погоды, и София успела выйти на улицу, прежде чем в прихожую выполз Джеймс, чтобы провести — на правах давнего соседа — собственное дознание. София всегда с благодарностью откликалась на маленькие радости, она мысленно перечислила их, шагая по направлению к дому Бет. Ей удалось порадоваться теплому солнышку и холоду, которым веяло от Марты, прежде чем всемогущие страхи, заглушив веселье, вновь накатили ползучей волной. Долгая дорога к дому Бет сократилась до короткой пробежки, и прилив паники выступил на поверхность липким потом.