Книга Галки - Кен Фоллетт

Мать крепко ее обняла. Она была еще ниже дочери и такой же худой, но, как и Флик, была сильнее, чем казалось. Флик задохнулась в ее объятиях. Смеясь и хватая ртом воздух, она постаралась высвободиться.

— Ма, ты меня раздавишь!

— Пока тебя не увижу, даже не знаю, жива ли ты, — сказала ее мать. В ее голосе звучал слабый ирландский акцент — сорок пять лет назад она вместе с родителями уехала из Корка.[20]

— Что случилось с печью?

— Она не рассчитана на такое количество горячей воды. Эти сиделки просто помешались на чистоте и заставляют бедных солдат каждый день мыться. Пойдем ко мне на кухню, я приготовлю тебе завтрак.

Флик очень спешила, но решила, что нужно уделить время матери. Кроме того, ей в любом случае нужно было поесть. Вслед за Ма она поднялась в жилые помещения для слуг.

Флик выросла в этом доме. Она играла в комнате для слуг, носилась по здешним лесам, ходила в сельскую школу, что в полутора километрах отсюда, приезжала сюда на каникулы из школы-интерната и университета. Она находилась в весьма привилегированном положении. Как правило, женщины, занимавшие такой пост, как ее мать, после рождения ребенка лишались работы. Но Ма разрешили остаться — отчасти из-за того, что старый барон был необычным человеком, отчасти из-за того, что она была настолько хорошей хозяйкой, что он боялся ее потерять. Отец Флик был дворецким, но он умер, когда ей исполнилось всего шесть лет. Каждый февраль Флик с матерью сопровождали хозяйскую семью на принадлежавшую ей виллу в Ницце, где Флик и выучила французский.

Старый барон, отец Вильяма и Дианы, относился к Флик с любовью. Он поощрял ее учебу и даже оплачивал ее обучение в школе. Он очень гордился тем, что она получила стипендию на обучение в Оксфордском университете. Когда в начале войны он умер, Флик была так расстроена, как будто потеряла родного отца.

Сейчас хозяйская семья занимала лишь небольшую часть дома. Кладовая старого дворецкого превратилась в кухню.

— Мне вполне хватит и одного кусочка тоста, — сказала Флик, когда мать поставила чайник.

Игнорируя ее слова, мать принялась жарить бекон.

— Ну, я вижу, с тобой все в порядке, — сказала она. — А как там твой красавец муж?

— Мишель жив, — сказала Флик, усевшись за кухонный стол. От запаха жареной грудинки у нее потекли слюнки.

— Значит, жив? Но очевидно, не совсем здоров. Ранен?

— Ему всадили пулю в задницу. От этого не умирают.

— Значит, ты его видела.

Флик засмеялась.

— Перестань, Ма! Я не должна этого говорить.

— Конечно, не должна. А с другими женщинами он не путается? Если это не военная тайна.

Флик не переставала поражаться ее интуиции. Это было просто невероятно.

— Надеюсь, что да.

— Гм! Ты имеешь в виду какую-то конкретную женщину?

Флик не стала отвечать прямо.

— Ты замечала, Ма, что мужчины иногда как будто не понимают, что девушка полная дура?

Ма презрительно фыркнула.

— Так вот оно что! Как я понимаю, она хорошенькая.

— Ммм.

— Молодая?

— Девятнадцать лет.

— Ты с ним об этом говорила?

— Да. Он обещал прекратить.

— Он может выполнить свое обещание — если ты не задержишься слишком долго.

— Надеюсь.

У Ма сразу упало настроение.

— Значит, ты возвращаешься?

— Не могу ничего сказать.

— Разве ты мало сделала?

— Пока что мы не выиграли войну — значит, мало.

Ма поставила перед Флик яичницу с беконом. Вероятно, это составляло ее недельный рацион. Но Флик подавила протест, готовый сорваться с ее губ. Лучше с благодарностью принять этот подарок. Кроме того, она действительно очень голодна.

— Спасибо, Ма! — сказала она. — Ты меня балуешь.

Мать довольно улыбнулась, а Флик принялась жадно есть. Пока Флик ела, она уныло рассуждала о том, почему Ма безо всяких усилий выудила у нее все, что хотела знать, несмотря на все попытки Флик уйти от ответов. — Тебе надо работать в военной разведке, — с набитым ртом сказала она. — Тебе поручали бы вести допросы. Ты ведь заставила меня все рассказать.

— Я же твоя мать и имею право это знать.

Как раз это не имело никакого значения — Ма могла бы об этом и не говорить.

Глядя, как Флик ест, мать выпила чашку чая.

— Разумеется, тебе нужно выиграть войну исключительно собственными силами, — с нежным сарказмом сказала она. — Ты такая с детства — чересчур независимая.

— Даже не знаю почему. За мной всегда присматривали. Когда ты была занята, рядом всегда было с полдесятка горничных, которые во мне души не чаяли.

— Наверное, я поощряла твою независимость из-за того, что у тебя не было отца. Когда ты хотела, чтобы я что-то для тебя сделала — починить велосипедную цепь или пришить пуговицу, — я обычно говорила: «Попробуй сама, а если не получится, я тебе помогу». В девяти случаях из десяти я больше об этом не слышала.

Покончив с беконом, Флик вытерла тарелку куском хлеба.

— Много раз мне помогал Марк. — Марком звали ее брата, который был на год старше.

Лицо матери помрачнело.

— Правда? — спросила она.

Флик подавила вздох. Два года назад Ма поссорилась с Марком. Он работал в театре режиссером и жил с актером по имени Стив. Ма давно уже поняла, что Марк «не из тех, кто женится», как она это называла. Однако в припадке излишней честности Марк повел себя настолько глупо, что сказал Ма, что он любит Стива и что они с ним как муж и жена. Она смертельно оскорбилась и с тех пор больше не разговаривала с сыном.

— Марк тебя любит, Ма, — сказала Флик.

— Как же!

— Мне бы хотелось, чтобы ты с ним увиделась.

— Несомненно. — Ма забрала у Флик пустую тарелку и вымыла ее в раковине.

Флик раздраженно покачала головой.

— Ты чересчур упрямишься, Ма.

— Тогда понятно, откуда у тебя это свойство.

Флик невольно улыбнулась — ее часто обвиняли в излишнем упрямстве. Перси называл его «ослиным». Она сделала попытку примирения:

— Ну, я думаю, ты не виновата в своих чувствах. В любом случае я не собираюсь с тобой спорить, особенно после такого чудесного завтрака. — И все-таки она хочет, чтобы они помирились.

Но не сегодня. Она встала.

Ма улыбнулась:

— Как приятно тебя видеть! Я ведь беспокоюсь о тебе.