Книга Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия - Пьер Бетанкур

Там он присутствовал при родах и, преисполнившись от этого небывалого вожделения, немедля сделал новорожденную мать своей любовницей, устроив в ее честь празднества и пышное пиршество; удав же, посреди арены, был передан на попечение вооруженным пиками слугам, коим было велено предать его смерти.

Веронике

Царь медуз

Медузы выбираются каждый вечер на берег, домогаясь девушек на выданье. И каждый вечер поют так мрачно и заунывно, что уже никто больше не спит в рыбачьем домике на берегу моря, так что отец встает и подает знак старшей дочери встать и пойти с ним. И юная девушка встает. «Не накинуть ли что-нибудь, куда мы идем?» — «Не важно, — говорит отец, — просто пройдемся чуть-чуть и посмотрим, откуда эти крики». И через приоткрытую дверь теперь особенно хорошо слышен хор стенаний, рыданий, завываний, смешанных с рычанием и замогильным хрипом. «Выйдем на минутку, — говорит отец собравшимся домочадцам, — и вернемся». И отталкивает младшенькую, что хотела было пойти с ними. И он шагает со старшей дочкой по берегу, и медузы тут как тут, в тени волны, под луною, зырятся своими сверкающими зенками, всплескивают ручищами — и отец разговаривает с дочерью. Пытается ее развлечь, в очередной раз рассказывает историю — кому как не ему ее знать, свою собственную историю, — о затерянном в море после кораблекрушения моряке, вцепившемся в какой-то обломок, готовом сдаться, который вдруг видит, как по водам к нему направляется дева со светильником в руке и показывает ему вынырнувшую из ночи лодку с двумя веслами, совсем рядом. И моряк, на исходе сил, забирается в лодку, берется за весла и на рассвете следующего дня видит берег. Спасен. Почуяв под ногой сушу, он бежит на огонек в окне дома. Его усаживают у очага, дают краюху хлеба, которую он макает в миску с горячим молоком, и он рассказывает свою историю про лодку… Он вскакивает, бросается на берег, а лодки там нет. Но он же тащил ее по песку! Нет ничего, только одно весло. Он подбирает его и возвращается с ним домой. Об этой истории пошла молва, к нему стали приезжать издалека, чтобы взглянуть на весло девы, достаточно до него дотронуться — и ты исцелен. И отец рассказывал, и дочь слушала, и медузы смотрели. Как вдруг одна из них, самая дородная, выскочила, обхватила девушку своими длинными липкими руками и утащила с собой. Девушка испустила крик и смолкла, и отец увидел, как она исчезает с медузой в морской пучине. А за ними и остальные медузы. И воцарился покой, ничего, кроме шума ветра и волн. И отец вернулся в свой бедный домишко, одиноко притулившийся у самого синего моря, и толкнул дверь, и все они были тут как тут, на ногах, мать, трое братьев, двое сестер — средняя и совсем младшенькая — все столпились с мучительным вопросом. И отец сказал только: «Она не вернется, уже поздно, пора спать». И ушел в свою комнату вместе с матерью, и каждый отправился в свою постель, и среди ночи младшая сестра проснулась, потому что ей послышался всхлип, внутри или снаружи, она бы не взялась сказать, она проскользнула в кровать к своим родителям и вновь заснула.

А медузы тем временем, заполучив девушку, не мешкая погрузились в глубины моря и там добрались до скрытого за скалами узкого прохода со шлюзом, который вел во дворец Царя медуз — хрустальный дворец, возведенный из слипшихся тел мириад канифолей, — где он дожидался их возвращения. Одетый как офицер, вся грудь в орденах, со шпагой на боку, Царь медуз и впрямь выглядел на своем троне из мадрепоровых кораллов очень внушительно. Голова медузы с восемью вооруженными присосками руками, и в громадном черепе два больших выпученных глаза. Но носил он ее, эту голову, на человеческом теле, и — среди медуз — поговаривали, что он плод смешанного семени сгинувшего в море адмирала и медузы первой величины; ее звали еще и Царицей медуз, и она умерла, его рожая. И с тех пор над морем правил он, ее сын, Царь медуз. Он посылал своих подданных похищать девушек, пускать ко дну корабли, и в своем хрустальном дворце, куда поступал самый чистый воздух, освещенном тысячами рыб-светлячков, которых он приручил и которые беспрестанно крейсировали снаружи, он проводил время, заполняя цифрами таинственные гроссбухи и занимаясь любовью с доставленными слугами земными девушками. И использовал он их очень много, ибо это был чудесный любовник, и нередко случалось, что он сжимал их в объятиях чуть сильнее, чем следовало бы, или его уд, закупорившись, вызывал, вырываясь, одно из тех жутких кровотечений, от которых женщины умирают. Но сейчас у него перед глазами находилась новенькая, еще безжизненная и как бы мертвая, и Царь медуз разглядывал ее с восторгом, он приблизился к ней и подул ей в рот, и юная дева открыла глаза. И Царь медуз проявил себя таким нежным, таким внимательным, что, несмотря на страх, она доверилась ему. И стала его женой, и теперь — кто сможет сказать, сколько это продлится, — властвовала над его сердцем, властвовала, стало быть, и над морями.

Медузы в чем-то похожи на морских сорок. Они тащат все, что только могут стибрить, подбирают все, что удается найти. То была эпоха парусного флота — история происходит в середине прошлого века, — и столько кораблей дальнего плавания терпело крушения, что медузам не приходилось себя особенно утруждать. И они сносили свои находки Царю медуз, и его дворец превратился в просторную лавку старьевщика, где находило пристанище все, что только можно себе представить: от распятия из моржовой кости до штормовой лампы и спасательного круга, не говоря уж о кованых матросских сундучках, все еще хранящих свои сокровища — слегка выцветшие от частого разглядывания семейные фотографии, какие-то поблекшие цветы, кольцо, хозяйственное, настоящее марсельское мыло. И долгими часами, пока Царь медуз отлучался, со шпагой в руке, по своим делам, девушка обследовала эти сокровища. Просушивала чуть отсыревшие книги, утюжила старые, давно вышедшие из моды платья, которые обожала носить, и перед ярким пламенем, день и ночь пылавшим в просторном камине хрустального дворца, читала в старых школьных тетрадях записанные выцветшими чернилами истории о необыкновенных приключениях, об охоте на кита, о прерванных страстях, которые разворачивались здесь вволю, с силой и неистовством, каковые подчас ее захватывали.

И вот, в один прекрасный день Царь медуз вернулся с лодкой и одним веслом, и девушка поняла, что час пробил. Что недолго будет он еще ее привечать, и если она хочет что-то спасти, действовать надо быстро. Стоило Царю медуз вновь отбыть, как она тут же взяла лодку и весло, и лодка сама собой всплыла на поверхность и заскользила к берегу, и девушка увидела свой дом, и побежала, и постучала в дверь, и ей открыли, открыл отец и заключил ее в объятия и долго, долго целовал: «Моя доченька, моя малышка, я знал, что ты вернешься». Его била дрожь.

И все были тут, три брата, две сестры, матушка, и все ее обнимали, трогали: это и в самом деле она, живая и здоровая, их сестра, их дочь, и они все вместе плакали и смеялись, все было слишком прекрасно. И девушка рассказала им свою историю, как она жила в хрустальном дворце, который сообщался с поверхностью земли двумя вытяжными шахтами, одна для воздуха, другая для огня, во дворце, полном чудес, вместе с Царем медуз, и, скрывая свое беспокойство, она сказала им, что была самой счастливой женщиной на свете и отправилась на их поиски, чтобы они жили все вместе, чтобы впредь ничто не мешало их счастью. И отец и мать посмотрели друг на друга: и были то рыбак и его жена, им вполне хватало их лачуги, слишком поздно было менять свою жизнь, они останутся. И они посмотрели на своих детей, и дети не знали уже, что сказать или что делать, и дети посмотрели на них. Парни совсем не любили медуз: часто они сходились с ними врукопашную и не одну убили. Ни за что на свете, даже за красивые глаза своей сестры, не пошли бы они жить среди медуз на дне морском. Но дочки пребывали в восхищении, и средняя решилась, отпустила руку матери и, бросившись в объятия старшей сестры, сказала: «Я с тобой». И вот они уже снаружи, дверь за ними затворилась, и когда меньшая сестра, несмотря на запрет родителей, отворила ее, она едва успела заметить мчащуюся по морю лодку с одним-единственным веслом.