Книга Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В девять утра в кабинет заглянула Настенька. Спросила хриплым спросонья голоском:
– Мишаня? Ты что, совсем не спал? Разве можно так себя не беречь?!
Он глупо улыбнулся в ответ. И подумал: как жаль, что компьютерные игрушки нельзя никому посвящать. А то написал бы где-нибудь в главном меню, как авторы книг делают: «Несравненной Кнопке».
– И что, вообще, происходит? – чуть возвысила голос Настенька. – Вчера тебя целый день не было в офисе, телефон не отвечал, Сева обыскался, я тоже беспокоилась.
Укоряет мягко, ласково. Боится обидеть? Или ей просто наплевать? На то, где он был, что чувствовал, о чем думал?
Он всмотрелся в Настино безукоризненное, холодное, с идеальными пропорциями лицо.
И отчетливо, ярко понял: жить с этой красавицей он больше не станет.
* * *
Расставание с Настеной вышло тяжелым. Отвергнутая спутница жизни не устраивала истерик, не била посуду, не давала ему пощечин и даже не угрожала. Просто села напротив, будто они в покер играют. Лицо бесстрастное – то ли пара двоек на руках, то ли каре с тузами. И произнесла:
– Миша, ты, к счастью, физик, не лирик. Значит, сможешь мне объяснить – логически! – чем я тебя не устраиваю?
– Настенька, – залепетал он, – да ты самая замечательная в мире! А кто я? Не красавец, не богач…
– Чушь, – перебила она. – Красивым мужчина быть и не должен. А богачом – настоящим! – ты станешь. Очень скоро.
Вот интуиция!
Или Севка ей проболтался?
Компьютерная игра «Ночной лес» появилась на рынке месяц назад и сразу начала творить чудеса. Ее дружно ругали. Пародировали, высмеивали, запрещали детям. Но кривая продаж безудержно рвалась вверх. И уже больше десяти стран обратились в их фирму за лицензиями. А сейчас Сева и вовсе носился с предложением от китайцев: продать игрушку на корню, с персонажами и правом на продолжение, за безумную сумму в пять миллионов долларов.
Идея избавиться от игры навсегда и спокойно жить на дивиденды нравилась Михаилу чрезвычайно. Вряд ли только Настена смирится. С тем, что будет лишь пять миллионов долларов – минус комиссия Севке. А дальше – только скромная зарплата физика.
Зато Кнопка, чувствовал программист, его бы поняла.
Но об этом говорить он с Настей не стал. Лепетал виновато:
– Я ведь вижу: тебе нужен совсем другой человек. Не бирюк, не сыч, как я. Светский. Будете вместе ходить по вечеринкам, приемам. В спортивный клуб запишетесь.
– Но я сама лучше знаю, чего мне нужно, разве не так? – упорствовала она. И потребовала: – Объясни, что я делаю неправильно? Плохо готовлю? Невнимательна к тебе? Со мной не о чем поговорить?
Михаил начал закипать:
– Да все ты замечательно делаешь! Идеально. Совершенно. Настолько совершенно, что просто тошнит!
– Ты предлагаешь мне ходить дома в грязном халате? Или накручивать волосы на бигуди? – В ее глазах блеснули искорки. – Отличная будет картина. Ты в своих омерзительных трениках – и я, тебе под стать. Боже, что за мерзость! Но если тебе это нужно – ничего. Я подстроюсь.
– Что ж, Настя. Вот ты сама все и объяснила. Ты действительно умеешь подстраиваться и играть любые роли. Но любовь-то сыграть невозможно.
– Ага, – склонила голову она. – Когда мужчины так говорят, все сразу становится ясно. На сцену явилась другая. Могу я узнать, кто она? Чем знаменита?
Попробовать объяснить Насте – про носик кнопочкой, нескладную жизнь и беспомощное, доброе сердце? Но все равно ведь не поймет.
И Михаил перешел к практическим вопросам:
– Аренда дома оплачена до конца года. Можешь тут жить. Свою машину тоже оставь себе.
– А бриллианты сдавать? – зло сощурилась она. – Шубы? Колготок я недавно купила десять пар, дорогих. Еще не распечатывала. Могу вернуть. Подаришь своей… или ей мой размер мал?
– Настюша, – вздохнул Михаил. – Тебе не идет сарказм.
И тут Настюша наконец разревелась. Какой там покер – бросилась ему на шею, взвыла, будто деревенская баба:
– Мишенька, ну пожалуйста! Не бросай меня! Не бросаааай! Что я без тебя делать буду?!
Вот тебе и самая красивая в мире женщина.
«Да чего ты в меня вцепилась?!» – зло думал он.
В ответ не обнимал. Стоял, словно чурбан. Молчал. Ждал, покуда закончится второй акт.
И он завершился – слезы у Насти высохли. Отступила от него на шаг, гордо задрала подбородок:
– Ладно, компьютерный гений. Все я поняла. Будь счастлив. Но я о себе еще напомню. В самый неподходящий момент. Как граф Монте-Кристо. Так отомщу – мало не покажется.
– Господи, да что я тебе сделал? Предал? Ограбил?
– Ты меня бросил. А женщины этого не прощают! – отрезала она.
Гордо обернулась, на пороге комнаты притормозила, саркастически поклонилась:
– Благодетель! Машинку бэ-у он мне подарил. На убогой дачке позволяет пожить!
(Это про дом на Рублевке площадью триста квадратов, аренда которого Томскому обошлась в деньги заоблачные.)
Сузила глаза и припечатала:
– Чтоб сегодня же – духу твоего здесь не было!
* * *
Наши дни
Болгария
Два дня Лариса кружила вокруг лэптопа. Даже ночью просыпалась, проверяла входящие.
Но компьютер исправно присылал спам, а единственного письма, что могло бы изменить все, так и не было.
Видимо, ее отчаянный посыл до адресата просто не дошел. Не читает ведь глыба, президент, Бог все письмишки, что приходят в адрес его фирмы. Надо бы принять сей факт – и успокоиться.
Однако, когда тебя только что предал муж, все воспринимается болезненнее, острее. Странно.
Лариса себя уверила: он читает ее письма. Но не отвечает – намеренно. Просто плюет на нее. Игнорирует.
И от очередного небрежения сначала стало очень обидно. А потом она разозлилась.
По-хорошему мужики не понимают.
Значит, будем с ними по-плохому.
В полдень Лариса заказала в номер огромную пиццу и бутылку воды, чтобы больше не выходить, не тратить время на рестораны и магазины.
Закрыла глаза, помассировала веки – она всегда таким образом призывала вдохновение перед началом серьезной работы.
Женщина еще никогда не писала программы-взломщики, но все в жизни бывает в первый раз. Говорят ведь: после сорока жизнь только начинается!
* * *
Юна
Глупо быть неисправимой оптимисткой, но я – такая. Пока дом мне показывал крабов на ночном пляже, подогревал кресло и заваривал чай, я с удовольствием верила, что он обо мне заботится.