Книга Мадам Дортея - Сигрид Унсет

— Неужели вы полагаете, маменька, что я с этим не справлюсь? — Вильхельм был явно задет.

Вот так!.. Всем им предстоит теперь как-то приспосабливаться к жизни. И ей тоже. Но если она будет жить, помня о своем горе и неся его, как улитка несет свою раковину, являющуюся одновременно ее домом, защитой и ношей, то у молодых все это будет по-другому. И слава Богу!

У Дортеи вдруг появились причины задуматься о планах Вильхельма. Отвечая на ее вопрос, можно ли им с Вильхельмом остановиться у них, Оттилия Мейерстед сообщила также, что Лауридс Винтер и Кристенсе собираются в начале лета покинуть Копенгаген: он получил сельский приход недалеко от Виборга. Таким образом, надежда Дортеи на то, что Вильхельм и Клаус будут жить в Копенгагене у Винтеров, пока не кончат гимназию, растаяла, как дым.

А Йорген так мечтал, что его сыновья будут учиться в Копенгагене! Самого его в свое время отправили в Копенгаген к тетушке и ее мужу, потому что старый Теструп устал от его проделок. С тех пор Йорген и его кузен Лауридс Винтер были неразлучны. И когда старый пастор Винтер получил место в своем родном Виборге, молодые кузены, оставшиеся в Копенгагене, сняли себе мансарду на Ригенсгаде и делили одну постель на двоих, у них была одна общая миска для каши и даже один на двоих парадный парик!

Но Вильхельм с Клаусом не были такими повесами, каким в свое время был их отец. Они могли бы учиться и в латинской школе[14]в Христиании. Дортея очень любила Винтера и была искренне привязана к Кристенсе. Мало что в жизни удивило ее так, как известие о том, что эти двое поженились. После смерти Бисгорда Кристенсе переехала к тетушке в Христианию, что, по мнению Дортеи, было весьма разумно. С теми средствами, какими Кристенсе располагала, она могла жить безбедно и приятно, поселившись вместе с ними. Кристенсе была неприятна даже сама мысль о браке, и она едва ли нашла бы себе более подходящее общество, чем общество ее тетушки фру Бисгорд и кузин — двух вдов и барышни, самой природой предназначенной для безбрачия. Однако весьма скоро Кристенсе прискучила такая жизнь — она была слишком эгоистична и экзальтированна, тетушка Антонетта испытала это на себе. Спустя год Кристенсе переехала в Копенгаген, хотя там у нее почти не было знакомых и ей пришлось поселиться у совершенно чужих людей — хозяйка семьи была когда-то подругой ее матери, и не более того. Там, в Копенгагене, Кристенсе случайно снова встретилась с Лауридсом Винтером.

Зная необычайный темперамент своей бывшей падчерицы, Дортея была склонна жалеть Винтера. Но Теструп полагал прекрасным, что их добрый Лауридс, которого уже можно было записать в старые холостяки, наконец все-таки обрел спасение в супружеской гавани. А когда кузен сообщил им, что Кристенсе подарила ему дочь, Теструп просто возликовал. Тогда же он и стал вынашивать мысль о том, чтобы его старшие сыновья получили свое образование под крылышком у Винтера, в шутку он даже допускал, что один из них скрепит эти родственные и дружеские узы, привезя в Норвегию дочь Винтеров Миньону в качестве своей невесты…

В Бруволде было заведено, что, когда там коптили оставшуюся после зимы солонину и окорока, жены рабочих со стекольного завода приходили туда и заодно тоже коптили там свои припасы. Однажды после полудня мрачная, усталая и испачканная сажей Дортея, идя из коптильни, увидела, что на двор въехала чья-то бричка. Она узнала упряжку — черные с белой звездочкой на лбу лошади принадлежали присяжному поверенному Хауссу.

С надеждой, всегда теплившейся в ней, о чем бы она ни думала, Дортея поспешила навстречу приехавшим, на ходу невольно вытирая руки о фартук. Присяжного поверенного сопровождала не только жена, но и дочери — София и Матильда — и даже их кузен Эстен Нимуен, или Толстяк, как неуважительно окрестил его Вильхельм…

Все это не могло означать, что нашли тело Теструпа…

Однако, когда адвокат вылез из брички и, сделав похоронную мину, обеими руками нежно пожал ее руку, она на мгновение поверила, будто он приехал, чтобы сообщить ей… От страха сердце ушло у нее в пятки…

Мадам Хаусс обняла Дортею и расцеловала в обе щеки. Она весело рассмеялась, когда Дортея вдруг вспомнила, что у нее не в порядке прическа, и попросила извинить ее. Пока Дортея провожала своих гостей в залу, женщины оживленно болтали о своих запасах и их хранении.

В зале Дортея попросила разрешения на минуту покинуть гостей, однако мадам Хаусс пошла за ней в спальню — ей хотелось убедиться, что ее милая Тея хорошо себя чувствует после того, как отняла ребенка от груди, и что сладкий ангелочек доволен молоком кормилицы… А милый Бертель, как он поживает? Сердечность мадам Хаусс была так преувеличена, что Дортея не узнавала подругу. Обычно та была добра и естественна.

Но Дортея не смела задавать вопросов. Она боялась. В последнее время ее преследовала одна мысль: если тело Йоргена найдут, его, наверное, будет трудно узнать. Ей от всей души хотелось, чтобы его земные останки нашли покой в освященной земле, хотелось также, чтобы томительной неизвестности, теперь уже не оставлявшей места надежде, был положен конец. Но в то же время она страшилась увидеть любимое тело, отмеченное тлением.

— Да-да, маленькие детки, маленькие беды, если, конечно, дети здоровы, — вздохнула мадам Хаусс. — Но то ли еще будет, когда они вырастут. Хотя я должна благодарить Бога за своих девочек, они не доставляли мне серьезных неприятностей. Пока, во всяком случае, не доставляли. Даже не представляю себе, как я отпущу от себя Матильду. Правда, она уедет недалеко, но все-таки…

— Что ты такое говоришь? Куда уедет Матильда? — Дортея засмеялась. — Уж не означает ли это, что Матильда выходит замуж?

— Я думала, до тебя уже дошли слухи. Да, она обручилась с Эстеном Нимуеном. — Мадам Хаусс смахнула слезинку. — Он такой славный, ты сама знаешь. Если я и смогу со спокойным сердцем отдать кому-то свою крошку, так только Эстену. Но все равно, это так странно… Конечно, она попадет в богатую семью… — Мадам Хаусс снова уронила несколько слезинок.

— Это верно. — Дортея взяла чистую шейную косынку, потом отложила ее. — Желаю тебе счастья, милая Карен! — Она обняла и поцеловала мадам Хаусс. — У тебя будет зять, которого ты хорошо знаешь и уважаешь. И Матильда не уедет от тебя далеко, ты всегда сможешь увидеть ее, когда захочешь. Ты должна радоваться…

Он порядочный человек, и Ос — богатая усадьба, сундуки там наверняка не пустые, подумала Дортея. Но мне бы хотелось, чтобы жених хорошенькой Матильды был более привлекателен — не такой толстый и молчаливый. И не шепелявил бы так сильно. Вслух же она сказала:

— Мы должны быть готовы к тому, что наши девочки когда-то вылетят из гнезда. Мы и не хотели бы, чтобы было по-иному. Разумеется, хорошо иметь их рядом, когда мы будем больными и немощными, но до этого еще далеко. И ты прекрасно понимаешь, Карен, если мы будем держать их подле себя до самой нашей смерти, они превратятся в старых дев.

— Да, да. Воистину так, милая Тея. И я очень довольна, не сомневайся…