Книга Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик

Вильгельм вздохнул.

– Моя служба подобна сегодняшней коронации, брат, – сказал он. – Нам от нее никуда не деться, независимо от того, будет от нее польза или вред.

Он неосознанно расправил плечи, словно собираясь встретиться с врагом в битве. Глупое и грубое замечание принца уже слетело с возвышения и отправилось в самые дальние концы зала со скоростью буйнорастущего вьющегося растения. Об этом свидетельствовал натянутый смех и разговоры шепотом. Где-то, как знал Вильгельм, Вальтер Мэп делал пометки, описывая происходящее для потомков. И пусть Бог поможет всем.

Глава 8

Саутгемптон,

ноябрь 1172 года

Рис Мадок, лучник-наемник из Гвента, натянул до уха тетиву своего огромного лука, убедился, что костяшка пальца касается сквозь щеку последнего коренного зуба верхней челюсти. Он не отводил взгляда от цели, набитой соломой. Когда он выпустил стрелу, она полетела точно в центр мишени. Прежде чем Вильгельм успел что-то сказать, вылетела вторая стрела и пробила первую. Лучник выругался из-за того, что полет получился не совсем такой, как он хотел, но в темно-карих блестящих глазах явно читалось удовлетворение.

– Вы подходите, – Вильгельм пытался говорить небрежно, словно каждый день сталкивался с таким талантом. На самом деле он искал нового конюха, но не собирался возражать против того, что этот конюх оказался смертоносным лучником и опытным солдатом. – Пока найдите себе место в караульном помещении. Скажите господину Айлварду, что это я послал вас.

– Да, сэр!

Мужчина собрался уйти, но Вильгельм позвал его назад из-за разыгравшегося любопытства.

– Вы сказали, что служили с Ричардом де Клером из Стригила?

Вильгельм вспомнил рыжеволосого лорда, с которым недолго разговаривал в Саутуорке два года назад. Де Клер выполнил свое обещание: он разбогател на зеленых ирландских землях и взял в жены Аойфе, дочь Дермота МакМурроу, короля Ленстера.

– Да, сэр, служил, но у меня жена нормандка, и она скучала по дому. Она обычно не жалуется, но я видел, как она несчастна, а мужчине не нужно несчастье у домашнего очага. Кроме того, хотя я не против битвы, но там сражались без передышки. Я знал, что рано или поздно я упаду мертвым в болото или мои кости будут белеть где-то на берегу реки.

– А что заставляет вас думать, что ваши кости не останутся белеть где-то у меня на службе? – спросил Вильгельм с мрачной улыбкой.

Валлиец философски пожал плечами.

– Это может произойти, сэр, но, мне кажется, в вашей свите больше шансов прожить достаточно долго, чтобы насладиться браком.

Вильгельм отпустил Риса и смотрел, как он бежит трусцой к караульному помещению. Он желал Ричарду де Клеру удачного брака с принцессой Аойфе. Люди, никогда не бывавшие в Ирландии, с содроганием слушали рассказы о зеленовато-серых туманах, яростных бородатых вождях племен, о жизни на краю света. Однако Вильгельма всегда тянуло в эту страну из-за природной страсти к приключениям. Он был нищим младшим сыном без каких-либо перспектив и мог бы принять предложение де Клера пойти к нему на службу, и попробовать тамошнюю жизнь, и, возможно, взять ирландскую жену. Судя по тому, что он слышал, принцесса Айофе уже родила де Клеру ребенка, девочку, и снова была беременна.

Он иронически улыбался, вспоминая слова лучника о жизни в Ирландии, где постоянно идет борьба. Существованию Вильгельма не угрожала ежедневная опасность, но это не означало, что он вел мирную жизнь. Хотя, вероятно, бури, которые бушевали в доме принца Генриха, минуют конюха.

Когда Вильгельм вошел в большой зал замка в Саутгемптоне, мимо него пробежал Адам, один из писарей, с кусками сломанной восковой таблички в руке. Он бросил на Вильгельма злобный взгляд. Вильгельм обернулся и задумчиво посмотрел на него, но потом продолжил путь. Молодому королю явно хотелось вступить в схватку, и он ходил взад-вперед по камышу, устилавшему пол. Серые глаза горели, подбородок, на котором только начала проступать борода, был воинственно вздернут. Четырнадцатилетняя жена с плотно сжатыми губами сидела над шитьем, но не шила. Теперь она стала королевой. Три месяца назад в Винчестере наконец прошла ее коронация. Она не могла сравниться по пышности с коронацией мужа, но дело свое сделала – успокоила ее отца.

– Какие-то неприятности, мой господин? – спросил Вильгельм.

Он обратил внимание, что у одной стены поставили стол. Лондонский купец Ричард Фицрейнер, выполнявший многие заказы принца, скатывал рулоны прекрасной ткани. Ему помогал слуга, явно нервничавший.

– Не по моей вине! – рявкнул Генрих.

Вильгельм прошел к столу купца: ткань была по большей части шерстяная, мягкая, с коротким нежным ворсом, приглушенных тонов или переливающейся, как драгоценные камни, окраски – то есть самая дорогая. Там лежали и рулоны шелка, включая один императорского пурпурного цвета, по баснословно высокой цене. Фицрейнер быстро взглянул на Вильгельма из-под бровей и почти незаметно покачал головой.

– Мой отец дал мне корону, словно бросил погремушку маленькому ребенку, и думает, что этого достаточно! – злился Генрих.

Он взял со стола роговую чернильницу, которую забыл писарь, торопясь покинуть помещение, и провел большим пальцем по краю.

Вильгельм отметил присутствие Адама Икебефа и братьев Томаса и Хью де Куланс, которые соглашались со всем, что говорил Генрих, и постоянно ему льстили. Молодой король не был дураком, но у него кружилась голова от похвал и почтения, выказываемого окружающими.

– Ваш отец долго и напряженно думал о вашей коронации, – заметил Вильгельм, намеренно спокойно.

– Он сделал это только потому, что боялся анархии в стране, если внезапно умрет. Он хотел обеспечить престолонаследование.

Вильгельм вопросительно приподнял бровь.

– Но это пошло вам на пользу, как и ему?

Генрих нахмурился.

– Какой толк от короны без власти? Он говорит, что мне нужно научиться править, прежде чем он ослабит вожжи, но как я могу это сделать, если он не возлагает на меня ответственность? В моем возрасте он вел за собой армии!

Вильгельм подумал, что тут Генрих прав. Король хотел, чтобы сына признавали как его наследника, но отказывался даже чуть-чуть поделиться властью, чтобы проверить, на что способен парень. В семнадцать лет Генрих вот-вот должен был стать мужчиной, и было опасно продолжать относиться к нему как к юноше.

– Унизительно отчитываться перед ним за каждый пенс, который я трачу, – пожаловался Генрих. – Предполагается, что я буду одеваться в лохмотья и мерзнуть зимой? – Он кивнул на Фицрейнера с помощником. – Этот идиот, писарь Адам, находился со мной и проверял каждый эль заказанной мною ткани. Теперь он сообщит все отцу, а тот станет возмущаться, что я трачу слишком много денег. Я коронованный король, герцог и граф, но это все суета сует!

Он швырнул чернильницу в стену. Она разбилась, ударившись о нее, оставив пятна и разводы коричневого цвета.