Книга Каратель - Беркем аль Атоми

Вражьи заряды и средства взрывания поразили своей непродуманностью и неудобством — казалось, что все подрывы янки производят исключительно электроспособом. Мало того, что для снаряжения шашек, имеющих гнезда, применялись совершенно идиотские адаптеры-переходники, в кофре не нашлось ни одного кусочка огнепроводного шнура, и ни одного капсюля-детонатора для огневого способа. Повертев в руках бесполезные электродетонаторы, Ахмет решил рвать дверь по-душмански — тупо и некрасиво. Сразу отложил в сторону скользкий серебристый М112 — ну его, не хватало еще нанюхаться С4 в закрытом помещении; и поставил между колен зеленый картонный брусок с жестяными донцами. Аккуратно срезав кусачками завальцовку, обнажил мыльный торец шашки с кремовым кружком тетрила вокруг запального гнезда. …Вот это другое дело. Так, детонатор щас из электрического сделаем обычный, а шнурок — не проблема… Разорвав цветастую футболку, Ахмет выкроил длинную узкую полоску и разрядил несколько патронов. Дорожка, завернутая в тканную трубочку, перехватилась мягкой медной проволокой — осталось надеть капсюль.

— Сереж, собирай всю эту хрень, и в потерну тащи. Стой, сначала метнись на верх на самый, там где заходили. Где эта комнатка с электрощитами, помнишь? Там на полу валяется дверка от щитка, давай ее сюда.

Просунув почти всю трубку капсюля в замочную скважину на дверке, Ахмет зажмурился и откусил лезерманом конец с проводами. Фф-фу. В принципе, за металлом дверки пальцам ничего не угрожало, но все равно неприятно.

— Все, выходи.

— Давай, заканчивай таскать, я пошел прилаживать. Три минуты тебе.

Тщательно расперев капсюль в гнезде заряда, Ахмет провел ножом по щели между дверями и закрепил шашку напротив засова.

— Готов? Вали за дверь!

— Да-а-а, я все… — донеслось сверху, и Ахмет поджег пустой конец тряпочного шнура.

Затушил — тлеет нормально. До пороха — может, пара минут; а может, все пять. Убедившись, что открытого огня точно не будет, поспешил убраться подальше. Задраив за собой тяжелую дверь потерны, Ахмет опустился на корточки рядом с Сережиком и достал окурок.

— Скоро ёбнет?

— Че, торопишься куда-то? Услышим.

Успел со вкусом, неторопливо затянуться и затушить, когда, наконец, тряпка дотлела до пороха. Звука, как такового, и не было — но стена резко толкнула в задницу, а над бетонным полом на два пальца взлетела тяжелая цементная пыль. Ахмет поднялся и раскрутил бронестворку, сморщившись от шибанувшей в нос тротиловой вони.

— Ух ты… А если б двери не было?

— Тогда был бы звон в башке, пару дней. Так, ты куда собрался? Здесь сиди. Фонарь подай, вон, за кофром. Это ящик вон тот. Ага. Сиди тут, не спускайся. Нужен будешь, позову.

Дым и пыль явно тянуло наверх. Присмотревшись, Ахмет заметил едва заметное согласованное движение пыльного воздуха в открытый проем потерны… Хорошо, хоть нюхать не придется… Спустившись, он обнаружил исковерканную створку, открывающую черную щель, из которой тянуло промозглым железнодорожным холодом. Вторая створка устояла. Отогнув мешающий клок металла, Ахмет просунулся в щель.

У двери валялись обломки стула, стол остался цел. Покрытый плесенью и бледными грибами, он напоминал обросшую инеем сосновую лапу. Ахмет подцепил острием ножа распухший журнал, попробовал раскрыть — бесполезно, склизкая каша, кое-как удерживающая форму. Ящик стола тоже разбух — ладно, на обратном пути. Может, курево есть. Военный человек частенько таскает курево в аптечке; могло и сохраниться. …Встретить бы местный паровоз, тогда точно куревом разживусь… — думал Ахмет, настороженно шагая по частым шпалам, но изредка врубаемый фонарь выхватывал из тьмы одно и то же — рыжие пушистые рельсы и поганочные лужки на стенах тоннеля. …Ладно, сыро, но хоть без ручьев и речек. А ведь со временем затопит, по-любому… Так, а куда, собственно, он должен вести. Ну, к первому-А,[63] понятно; наверняка Берия планировал вождя притащить — похвастаться. А потом? Наверное, все-таки к двадцатому,[64] где готовый продукт можно скрыто вытаскивать. А там уже и до Старогорного рукой подать, там и выход на поверхность. Значит, пока хватит… Ощущения подсказывали, что туннель так и будет тянуться до самого комбината, без каких-либо сюрпризов. Основания не доверять им не было, и Ахмет повернул назад.

Звук шагов мгновенно поглощался вязким безмолвием, позволяя легко отстроиться от себя, без незаметных, но постоянно докучающих наверху раздражителей. Рассеянно вертя перед собой суть этого подземелья, Ахмет ставил закладки на завтра: …завал; где-то за двести метров до периметра наверху. Мины. Четыре, «клейморы», поставлены кое-как. Еще завал, уже на ихней территории, но какой-то странный, будто кладка. Ага, завал-то доработанный, по идее, в таком должны датчики стоять. Интересно, почему их нет? Или какие-то хитрые? Нет, точно нет. Как так, им че, жить насрать? Странно… Да похуй. Нашим легче…

— Так, — остановившись, четко сказал в темноту Ахмет. — Наши? А че нет-то? Всяко повеселее получится… «Они меня поймут, но где их раскопать…»

Возникшая идея надула сморщенную душу человека. На самом деле, так будет куда веселее! Он-то собирался мало-мальски разведать расположение хозяек, пробиться к месту наибольшей их концентрации, и рвануть накрученную на себя взрывчатку, постаравшись утащить с собой как можно больше. Неплохо; при удачном стечении обстоятельств можно выжечь немало мрази — но это если получится прорваться в какую-нибудь столовую во время обеда. А тут вдруг нарисовалась перспектива поинтереснее — почему бы не выпустить в толпу жирных свиней, обленившихся за столько лет безопасности, десяток-другой наших волчар, насидевшихся по норам до полного безразличия к своей жизни? Ведь может случиться, что эффект будет несопоставимо больше — тем более, что шансов реально подогнать ублюдкам десерт к концу обеда все же исчезающе мало, если честно… Скорее всего, завяжется перестрелка — а в условиях контакта подойти к скоплению тварей будет неимоверно сложно. …Да. Так, — решил Ахмет, энергично шагая на выход и нехорошо щеря желтые зубы. — Погодите, девочки. Я вам, бля, устрою рождество. Нарожаетесь досыта, твари, будете у меня рожать, пока пополам не треснете…

Сережик сразу заметил происшедшую со Старым, как он про себя называл Ахмета, перемену. Если, уходя в тоннель, он напоминал смертельно больного, доподлинно знающего, что цена его вопроса — максимум неделя, то вернулся совсем другой человек. Даже, скорее, так — вернулся именно человек; той непонятной, нелюдской чуждости всему вокруг, пугавшей Сережика в Старом, стало гораздо меньше. Во-первых, выскочив из тоннеля Старый, лихорадочно блестя глазом, немедленно насадил на шомпол смачный кусок псины и с хрустом сожрал его, не дожидаясь окончательной прожарки. Решительно выкурив последний окурок, он сообщил Сережику, что завтра много дел, но вместо того, чтоб спать, полночи мучал расспросами о том, кто и как живет сейчас в остатках Тридцатки.