Книга Варвары - Александр Мазин

– Тебя бы еще оружием увешать,– ухмыльнулся Алексей.

Видимо, та же мысль пришла в голову и Сигисбарну, потому что он выскочил из «столовой» и вернулся с приличных размеров ножом в кожаном чехле. Сигисбарн лично прикрепил ножны к одному из крючков на поясе. К всеобщему удовольствию Черепанов извлек нож и с подчеркнутым вниманием его осмотрел.

– Говно сталюга,– произнес он нараспев, широко улыбаясь.– Я бы такой штукой даже огурцы резать постеснялся. Но баланс ничего, приличный. Надо бы им тоже чего-нибудь подарить, как думаешь?

– «Пингвин» свой отдай,– сказал Алексей.– Сам же говорил: шмотье на «пингвины» сменяем.

– Это мысль,– одобрил Черепанов. Улыбнулся еще шире, поднял двумя руками свернутый комбинезон, произнес очень торжественно своим рокочущим басом: – Вручаю вам, Фретила и сыновья, сей небесный прикид. Желаю вам никогда не надевать его, ибо ходить в нем вне условий невесомости просто омерзительно. Тем не менее эта совершенно бесполезная для вас вещь замечательно блестит и переливается, а также имеет надписи на двух языках, в которых сообщается, что она есть собственность российского космофлота и изготовлена персонально на меня, Геннадия Черепанова.

Фретила с домочадцами внимали речи командира стоя, с такими благоговейными лицами, что подполковнику стало неловко, а Алексей изо всех сил сдерживался, чтобы не ухмыльнуться.

Расстались также крайне торжественно.

Половину пути к «гостинице» Коршунов неоригинально иронизировал над речью командира и его внешним видом. Но потом Черепанов походя заметил, что юморист Коршунов потеет и мучается в «пингвине», а он, Геннадий, чувствует себя вполне комфортно. Коршунов обдумал этот факт и заткнулся.

Глава двадцать первая Алексей Коршунов. Утонувший кораблик

– М-да,– пробормотал Черепанов.– Надо было вчера прийти.

От спускаемого аппарата осталась только макушка, украшенная шпилем антенны.

– Как же он мог утонуть? – изумился Алексей.– У него же положительная плавучесть.

– Это болото, а не океан,– сказал подполковник.– Ладно, давай стропы резать: парашют вытаскивать будем.

Коршунов поглядел на двухцветное полотно, испещренное грязными пятнами и желтыми лужицами болотной воды. Парашют накрывал маленькое болотце почти целиком: от края до края.

– А смысл? – спросил Алексей, уже представляя, какая это морока: освобождать и вытаскивать тысячи квадратных метров шелка.– Отмахнем кусок этой хреновины – и хорош.

– А такой смысл, что на эту хреновину мы с тобой весь этот поселок с хундсами и хундилами сменять сможем. Давай, не валяй дурака, лезь, а я подстрахую.

Провозились они изрядно, почти до вечера. В грязище перемазались по уши. Ткань пришлось разрезать на десяток кусков, иначе было не управиться. Добычу выполоскали в реке. И сами помылись. Разложились на травке: на просушку.

– Эх,– вздохнул Коршунов, глядя на акры бело-красного шелка.– Какой ориентир с воздуха!

Но командир думал о своем, мечтам не предавался.

– Может, и хорошо, что аппарат затонул,– сказал он.– Целее будет. Местные – народ предприимчивый. Залезут – еще испортят чего-нибудь. Или пустолазные скафандры сопрут, а они – по лимону баксов каждый.

– Брось, Генка,– сказал Коршунов.– Никто тебе счет не предъявит. Некому. Давай лучше о приятном поговорим: о той девчонке, как ее – Рагнасвинте.

– Ага,– ухмыльнулся Черепанов.– Женимся, хозяйство заведем, землю пахать будем… Лепота!

– Да ты что? – испугался Алексей, представив описанную перспективу.– Не хочу я – в фермеры. Ты же говорил, помнишь? Ну, про полководцев?

– Говорил,– согласился подполковник.– Я – в полководцы, а ты – в фермеры. Будешь тут землю пахать, хундсиков с хундилками плодить… А я Рим возьму и императором заделаюсь. Как думаешь, есть тут Рим?

– Понятия не имею,– буркнул Коршунов.– Но землю пахать да блох кормить я точно не буду. Ты что же, бросить меня нацелился? Не выйдет! – Он с опозданием сообразил, что Геннадий шутит.

– Нервы беречь надо,– назидательно произнес Черепанов.– И желания свои – ограничивать возможностями.– Он широко ухмыльнулся.– Или крестьянка Рагнасвинта, или гарем из римских куртизанок. Что предпочитаешь?

– У меня как-то две подружки были, сестренки троюродные,– мечтательно произнес Коршунов.– Татарочки. Так вот однажды…

Глава двадцать вторая Хундила, Вутерих, Ханала и прочие

Пока «боги» в поте лица отвоевывали у болота движимое, вернее, летающее имущество, в доме старейшины и основателя поселка почтенного Хундилы имела место весьма серьезная беседа, напрямую касавшаяся этих самых «богов».

Участниками беседы были сам старейшина, почтенный старец Ханала и племянник Хундилы Алзис, пришедший к дяде занять мешок зерна – да так и оставшийся до обеда. Присутствовали также заявившиеся с важной информацией Вутерих и Герменгельд.

Вутерих был мрачен, Герменгельд – задумчив. Хотя насчет дум Герменгельда никто в селе давно не обольщался. Невелик умом Герменгельд. Что ему было от богов выделено, все в рост пошло, на ум ничего не осталось.

Как сказано, речь шла о пришлых «богах». Вутерих, уже составивший о них свое мнение, высказался однозначно:

– Чужие это боги – и весь сказ.

От волнения он даже кулаком по столу двинул.

– Чужие это боги. И зло замышляют.– Вутерих угрюмо посмотрел на Хундилу. Старейшина сидел, целиком погруженный в думы.

Алзис вместе с Герменгельдом налегали на пиво, оставшееся после вчерашнего совместного пиршества. Оно, конечно, неважное пиво варят в доме Хундилы, кислое и водянистое. Но коли другого нет…

Вутерих пива почти не пил, ораторствовал.

Это же неслыханное дело, чтоб боги к чужим племенам приходили. Это же нарушение всех обычаев, что земных, что небесных! У каждого народа – свои боги, коим и следует жертвы приносить и у коих помощь испрашивать. А чужие боги – что? Даже и захотят помочь чем, так откуда им ведомо, что чужому народу требуется? И опять же, свои боги обидятся. Уж своих-то богов мы знаем. Если обидятся – беда. А эти? Что у них на уме?

– М-м-м… – протянул Хундила, вроде бы и соглашаясь и вроде – с сомнением.– Так говоришь, единоборствовали на берегу?

– Единоборствовали.– Вутерих нахмурился.– А прежде с божеством реки общались. Только я вот что думаю. Не воинские это боги. И Герменгельд так считает.

Герменгельд хрюкнул, соглашаясь.

– Может, это скотские боги,– подал голос Алзис, племянник, тощий, рыжий, с оттопыренными ушами.– Пригнать к ним скотину и посмотреть. Если это боги скотские, то благословят скот.

– Ага, они благословят! – насмешливо сказал Вутерих.– А через седмицу твой скот и падет. А богов – поминай, как звали.