Книга Манипуляция сознанием. Век XXI - Сергей Кара-Мурза

Создание искусственного языка идет по двум направлениям. Ищется приемлемое по денотации слово. То есть выбирается слово, в денотации (диапазоне смыслов) которого имеется и такой, что может быть притянут к обозначению данного явления. Пусть даже это один из многих смыслов слова, третьестепенный и малоупотребительный. Но он существует, и не является прямой ложью его использование. Так, с 1965 г. военные действия во Вьетнаме назывались в прессе «программа умиротворения». Это слово настолько вошло в обиход, что в газетах можно было прочесть такое сообщение: «Одна деревня так упорно сопротивлялась умиротворению, что в конце концов ее пришлось разрушить». Умиротворение и война в своих денотациях где-то чуть-чуть перекрываются, так вместо слова война берется умиротворение.

Второе воздействие слова – коннотация, то есть те ассоциации, которые пробуждает произнесение или прочтение слова. Так, во время войны во Вьетнаме важное место в пропаганде занимало слово «сдержанность». Коннотация его полезна для пропаганды. Сдержанный человек… Не скажешь ведь, что США во Вьетнаме проявили миролюбие или гуманность – это было бы прямой ложью. Сдержанность… Ведь ядерного оружия не применили! Так, в 1972 г. в обращении к нации президент Никсон заявил: «В течение всей войны США проявляли беспрецедентную в военных анналах степень сдержанности». 19 июля 1971 г. И.Колби сообщил, что под его руководством была проведена операция, суть которой состояла в организации покушений на нежелательных общественных деятелей Южного Вьетнама и что к тому моменту было ликвидировано 20 587 таких деятелей. Называлась она «Операция Феникс».

Вообще, во время войны во Вьетнаме в США была проведена огромная работа по созданию специального языка для сообщений прессы. Были составлены целые словари (тезаурусы) для обозначения тех или иных явлений и действий, которые производили на читателя нужное впечатление (в лингвистических трудах перечисляются и принципы подбора слов). Ряд исследователей считают, что был искусственно разработан «субъязык», который получил название вьетлийского (Vietlish, Vietnam English).

Так, помимо слов умиротворение или сдержанность ключевым понятием было словосочетание «защитная реакция». Защита… Ответное действие… Например, массированные бомбардировки Северного Вьетнама в феврале 1972 г. (139 налетов) назывались «защитная реакция»[14]. Лингвисты пишут, что во время вьетнамской войны были разработаны методы построения сложных политических эвфемизмов. Это уже не отдельные слова и понятия, а большие языковые конструкции с точно измеренными эффектами воздействия на сознание.

Из языка были исключены все слова, вызывающие отрицательные ассоциации: война, наступление, оружие по уничтожению живой силы. Вместо них были введены слова нейтральные: конфликт, операция, устройство (antipersonnel device). Мертвые зоны, в которых диоксинами была уничтожена растительность, назывались «санитарными кордонами», напалм – «мягким зарядом», самые обычные концлагеря – «стратегическими селениями» и т. д. Были наложены и строго соблюдались табу на использование огромного количества нормальных слов. Президент Американского лингвистического общества Д.Болинджер заявил тогда: «Америка – это первое общество, которое добилось настоящего табу на все неприятное».

Большой манипулятивной программой стало в США изменение языка с целью достижения его «политкорректности». Феминистки усмотрели в слове history (история) слово his (его), и потребовали называть историю женщин herstory[15]. Так слова превращаются в заклинания. В «политкорректной» Библии слова Бог-отец заменяют на Бог-отец-мать и т. п.

Сегодня политики и пресса постоянно меняют смысл слов в зависимости от конъюнктуры. Как сказал Г.Честертон, «прежде «компромисс» означал, что полбуханки хлеба лучше, чем ничего. У нынешних политиков «компромисс» означает, что полбуханки лучше, чем целая буханка». Бомбардировки Югославии в 1999 г. были названы «гуманитарной интервенцией», и это понятие в течение двух лет США пытались даже ввести в международное право.

И в русском языке мы наблюдаем аналогичный процесс – политики избегают использовать слова, смысл которых устоялся в общественном сознании. Их заменяют эвфемизмами – благозвучными и непривычными терминами. Так, в ходе реформы в официальных и даже пропагандистских документах не употреблялось слово «капитализм». Нет, что вы, мы строим рыночную экономику. Беженцы из Чечни? Что вы, у нас нет беженцев, это «вынужденные переселенцы».

Одна из важных функций СМИ – замена русских слов, составляющих большие однокорневые гнезда и имевших устоявшиеся коннотации, на иностранные или изобретенные слова. Так, множество ложных слов вбросило в обиход телевидение во время войны в Чечне. Например, военных вдруг стали называть «федералы». Это слово лежит в совсем другой плоскости, нежели «армия – боевики», «милиция – бандиты» или «правительственные войска – мятежники». Какие ассоциации порождает в подсознании это слово? Федералы – конфедераты / Северяне и южане… Так в США называли стороны в гражданской войне. Неявно телезрителя подталкивают к мысли, что в Чечне идет вооруженное столкновение сторонников двух типов государственного устройства. Какое-то время ведущие даже называли боевиков Басаева партизанами.

Политические эвфемизмы, маскирующие истинный смысл явлений, создаются и с помощью терминов. Это специальные слова, имеющие точный смысл, причем большинство аудитории не знает точного значения термина. Но главное, что термины обладают магическим воздействием на сознание, имея на себе отпечаток авторитета науки. Красивым термином, кажется людям, нельзя назвать какую-нибудь гадость.

К таким терминам относится, например, слово эмбарго. Если средний западный гражданин еще испытал некоторое неудобство от разрушительных бомбардировок Ирака в качестве «наказания», то установленное в августе 1990 г. тотальное эмбарго на торговлю с Ираком не вызвало абсолютно никакого возражения. А ведь это – более многозначительный шаг, нежели бомбардировки. Так, общепринято, что в Ираке установлен тоталитарный режим, диктатура. Ирак – не Дания и даже не Греция, и население там не имеет ни прав, ни навыков, ни механизмов, чтобы навязать свою волю политикам Багдада. Но если это так, то население не несет и ответственности за действия верхушки режима. И, согласно самой простой логике, наказывать иракского крестьянина, убивая голодом его ребенка, означает брать этого крестьянина заложником и наказывать его, чтобы оказать давление на противника (Саддама Хусейна). Такие действия по отношению к европейцу рассматривались как военное преступление, и те, кто отдавал приказы о таких действиях, пошли на виселицу. Но сегодня по отношению к иракскому крестьянину это называется «механизмом международного права», эмбарго. Слово заложник не употребляется – табу.