Книга Ковентри возрождается - Сью Таунсенд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Миссис Фокс, я просто хотел сказать, как мне бесконечно жаль…
– Да ладно, чего там.
– Вы, видимо, в полной депрессии.
– В чем?
– В депрессии.
– В чем?
– В депрессии.
Кэрол кивнула, полагая, что, если соседу не перечить, ей удастся побыстрее от него отделаться.
– Как малышки это перенесли?
Она понизила голос:
– Я им еще не сказывала, они думают небось, что он пока в отпуске, в Пензансе.
– Как, разве они не видели?.. Своими глазами? Разве они не стали свидетелями зрелища?.. Того, что случилось…
– Ну да, ясное дело, видали, но они ж не знали, что он помер. Они уж привыкли, что он на полу валяется и глаза закрыты. Он, знаете, сильно попивал.
– А вы-то как себя чувствуете?
– Кто, я? О, я хорошо, без него-то спокойно. Ваша жена мне прямо услугу сделала. Он же скоро меня бы прикончил. Я его ненавидела.
– Можно мне зайти на минутку, миссис Фокс?
– Да я сегодня не успела прибраться, – сказала Кэрол, будто Дерек был инспектором из Министерства Чистых Домов.
– Мне нужно у вас кое-что узнать.
– Ладно.
Кэрол провела его в комнату, отшвыривая ногами с дороги различные предметы одежды. Маленькие дочки Фокса сидели на полу и ели из мисок кукурузные хлопья. На экране телевизора крупным планом показывали операцию на сердце. Дневная программа. Кэрол и Дерек сели за стол в дальнем углу комнаты. Дерек посмотрел в окно на сад Фоксов – серо-коричневый участок земли без единого живого растения. Бордюр составляли лишь поломанные кукольные коляски.
– Вы какую-нибудь газету читаете, миссис Фокс?
– Кто, я? Нет, он вот читал, а у меня с детьми хлопот полон рот.
Дерек вкратце сообщил Кэрол, что бульварные газеты намекают, будто у ее покойного мужа была связь с Ковентри. Знает ли Кэрол что-либо об этих предположениях?
– Кто, я? Да я ж говорю: у меня забот полон рот. Он каждый вечер уходил, но… недаром говорят, жена узнает последней, так ведь? – Кэрол отвела глаза к экрану и смотрела на пульсирующие артерии, пока Дерек не заговорил снова:
– Я хотел бы что-нибудь для вас сделать, миссис Фокс.
– Для кого? Для меня? А что?
– Вскопать сад… полки смастерить… у меня хорошие руки. И теперь вам понадобится мужчина в доме, не так ли?
– Кому, мне? С чего это? У меня его и раньше не было.
– У вас все в порядке в финансовом отношении?
– Это в смысле денег, что ли?
– Да.
– Теперь даже лучше. Я уж и страховку выправила. Да вообще, что ни возьми – теперь куда лучше, правда.
Дерек почувствовал себя слегка обманутым. В кармане брюк у него лежал пакетик бумажных салфеток. Он рассчитывал выхватить их в тот миг, когда убитая горем вдова начнет рыдать. Более чем трезвый взгляд на вещи м-с Фокс смешал его планы. Он решил, что она потрясена, глубоко потрясена. В дружелюбном молчании они наблюдали, как ассистент хирурга зашил грудную клетку и тщательно привел больного в порядок. Когда передача закончилась, Дерек пошел в бедно обставленную кухню и заварил для Кэрол и для себя крепкого чая. Потом помыл посуду и вытер пыль. Это было самое малое, что он мог для них сделать.
В Картон-сити никто, даже очумевшие от пьянства алкоголики, не мог урвать восьми часов полноценного сна. В полночь мы с Додо устраиваемся на ночлег в своем коробе, но в три часа обычно просыпаемся. И тогда ничего не остается делать, кроме как осторожно выкурить вдвоем сигаретку и поболтать.
Додо рассказала мне, как три года тому назад она овдовела.
– Мы с Джефри ехали на машине из загорода; гостили у Тобиаса Марроуз-Калландайна… прелестный дом… Среди английских достопримечательностей он в списке второго ряда. Георгианский стиль, или древнеримский, или еще какой-то. Шестнадцать неотапливаемых спален, непотребная собака, чудесное озеро, – в общем, пилили мы себе по дороге в своем «порше»; я ехала по эстакаде Хаммерсмит очень осторожно. Мы хохотали до колик над тем, как провели эти два дня. Бедный старый Марроуз-Калландайн заявил, что его жена больна и не может встать с постели, чтобы принять гостей и все такое. Я, естественно, вызвалась пойти к ней и отнести ей еды, – ну сама понимаешь. Марроуз-Калландайн решительно отверг мое предложение и был при этом очень категоричен. Сказал, жена выразила желание, чтобы на все эти дни о ее существовании просто забыли. Это было в пятницу, в общем, на чем я остановилась?.. Да… В воскресенье под утро я в полном отчаянии рыскала по дому в поисках обогревателя. Сама посуди – середина зимы, а на весь дом один дровяной камин. Захожу я в темную спальню, включаю свет и вижу: в постели лежит Люсия Марроуз-Калландайн. У нее два синяка, сломан нос и выбито четыре зуба. Несчастная корова принимается хныкать, говорит, что любит Тобиаса и прощает его; и не принесу ли я ей плитку шоколада «Марс» или что-нибудь еще, потому что она полтора дня не ела.
Конечно, я тут же иду с этим к Тобиасу, и он говорит: «Бедняжка Люсия, она в пятницу утром вспылила, посудомоечная машина потекла или что-то в этом роде, и она себя избила».
Вот мы с Джефри и хохотали над тем, что сказал распустивший руки засранец. Тут Джеф перегибается назад и достает бутылку кока-колы. Он поднимает ее ко рту. Вдруг перед самой машиной выскакивает кошка, я торможу, и бутылка влетает Джефу в горло, и все вокруг в крови.
Джеф умер. Не долго мучился. Моя мать – такая снобка. Я позвонила ей из больницы, чтобы сообщить. Она сказала: «Кока-кола? Боже мой, это попадет в газеты? Разве нельзя было сказать, что это была молвернская минеральная вода?»
Такие истории нас развлекают, хотя и не всегда веселят. Я рассказала Додо про себя почти все – кроме своего имени и того, что я убийца.
КЭРОЛ. Часов пять было. Я только-только свет в комнате зажгла.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. В той комнате, что выходит на улицу?
КЭРОЛ. Да. Слышу, он вошел. Уже по тому, как дверь открыл, я сразу поняла, что он не в духе. Потом слышу, бесится, оттого что коврик защемило дверью. В общем, входит он в комнату и, ясное дело, под градусом.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как вы узнали, что он выпил?
КЭРОЛ. Потому что он пьяный был.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Благодарю вас. Продолжайте, миссис Фокс.
КЭРОЛ. Ну, девчонки поскорее убрались с дороги. Они же не дуры – знали, что добра не жди. А он стал ходить по комнате и все придирался, как всегда. Разорался на меня, что часы встали. Потом опять зашумел: чего это игрушки детские по полу раскиданы. Потом разорался насчет Дженнифер, ей семь, – она, дескать, не его. Понимаете, у нее волосы рыжие. Остальные-то темненькие, в него. Потом совсем разбушевался и стал говорить, что они все не его, потому что у них не его нос, и велел мне написать имена всех мужчин, с которыми я водилась.
