Книга Власть над властью - Юрий Мухин

Многие читатели скажут после этого определения, что автор совсем обнаглел. Но если у читателя есть голова, то пусть присмотрится к тому, чем и как занимаются нынеш­ние руководители СНГ. Тем более что творческий процесс работы, например, парламента был одно время хорошо ви­ден. Вот в парламент поступает запрос. Разве над ним му­чаются, его обсуждают, перебирают решения? Нет, во всех парламентах регламент не дает обсуждать вопрос до выяс­нения истины. Вопрос направляется на рассмотрение в ко­миссию, в аппарат! И закон, то есть решение парламента, ро­ждает аппарат. Думают ли парламентарии, когда принима­ют закон? Нет! То, что они делают,— это имитация кипучей деятельности. Программу «500 дней», написанную заумны­ми академиками на 900 страницах, парламент России при­нял за один день! А «неработающие» законы?

Присмотритесь к деятельности президентов. Даже луч­шие из них зачастую отменяют свои же указы, а это пря­мое подтверждение того, что они не читали, не думали над ними, когда подписывали. Кто из президентов СНГ спосо­бен рассказать о своей политике, о ее принципах в более или менее сложных вопросах без подготовленного аппара­том доклада? В этом смысле, конечно, отличался Ельцин: он к сентябрю, например, уже не помнил, какие вопросы ста­вились народу на апрельском референдуме, даже заседание своего кабинета министров он вел, читая свое выступле­ние по бумажке.

И, наконец, третий тип «творческой» деятельности — вы­просить деньги. Раньше они ездили за деньгами к Брежневу, в Политбюро. Теперь Политбюро нет, но есть буши,... и про­чие. И президенты старательно ездят к этим суррогатам ге­нерального секретаря и Политбюро, но все с тем же вопро­сом — просят деньги. Ни у кого даже мысли нет, что СССР 70 лет обходился без иностранных денег, без подачек, что деньги можно заработать, умело управляя Делом. Они ведь никогда Делом не управляли, они не умеют этого, они умеют только просить, поэтому и просят. И вполне искренне счи­тают, что эти просьбы, эти доллары, эти подписи на бума­ге и есть то, за что народ их должен любить и ценить. Эти люди и не догадываются о том, что является их Делом, за­чем они нужны стране.

Я понимаю, читатель, если бы эти слова написал Рональд Рейган, ему бы немедленно поверили, ведь он был прези­дентом. А как об этом может писать какой-то Мухин, кото­рый никогда не управлял страной?! Но видите ли, я нико­гда и не нес яиц. Но ведь это не значит, что вкус яичницы я могу оценить хуже курицы. Да и вы бы легко это сдела­ли, если бы, слушая выступления лидеров, не хватались за скандальные факты, а пытались понять все, что они сказали. Поверьте, это не так трудно, как кажется. Вовсе не трудно понять, что хозяин страны — наши представители, народ­ные депутаты, собранные в парламент. В любом деле слово хозяина — закон. А в стране только парламент создает зако­ны, он, значит, и хозяин. И нетрудно понять, что если хозяин нанимает за свои (наши) деньги сторожа, чтобы он сле­дил за исполнением его законов, в том числе и за исполне­нием закона «Не воровать», то и в государстве есть такой сторож — генеральный прокурор. И если в хозяйстве вору­ют, то хозяин вполне может спросить сторожа, почему во­руют и что сторож делает, чтобы не воровали?

Некоторые особенности бюрократа

Устранившемуся от Дела бюрократу становится край­не важно, если не быть, то по крайней мере казаться эта­ким деловым, заботливым, «слугой царю, отцом солдатам». Показывать себя слугой царю нужно царю, но как показать, если ты не хочешь управлять Делом, не хочешь за него отве­чать? Здесь главным становится отчет об исполнении муд­рых указаний царя. Отчет становится самоцелью. Из при­веденных выше примеров (особенно это видно на примерах различных контролеров) следует, что в основе мотивов, ко­торые двигают бюрократом, лежит желание красиво отчи­таться в своей полезности царю. А у людей, которые стоят при Деле и которые обязаны создать условия для красиво­го отчета, возникают условия, когда они обязаны делать все с точностью до наоборот. И это естественно.

Если устанавливают показатель, который исполнитель обязан повышать и за недовыполнение которого грозит на­казанием, то исполнитель Дела для собственной безопасно­сти обязан оставить себе резерв исполнения и добиваться от начальства и аппарата, доказывать им, что данный пока­затель надо немедленно снизить. Это понимает и вся лест­ница управления и она так же по возможности добивается ухудшения. Вот пример из заводской практики. Считается, что если начальник цеха недовыполнил на немного какой-то показатель (к примеру, его себестоимость продукции со­ставила 100,1%), то он плохо работает, не следит за затра­тами и прочее, поскольку такую величину, как 0,1%, все­гда можно сэкономить, займись он ею хотя бы 29-го числа. За это накажут. Но если он уменьшил затраты и себестои­мость продукции составила всего 85% заданной, то его, ко­нечно, не накажут, но обругают и назовут дураком, так как он показывает начальству резерв, а его надо держать в тай­не. Он будет вынужден делать бессмысленные траты, лишь бы выйти на 99,8%. На практике заводские руководители не дают недовыполнять показатели, но и не дают перевыпол­нять их, хотя формально за этим может последовать награ­да. Однако резерв зачастую важнее награды.

Если бы не было указания сверху об этом показателе и начальство не заставляло его выполнять, промышленность, да и экономика в целом давно бы добились больших успе­хов. Отчет, как и любой контролер, губит Дело, но для по­давляющей массы бюрократии он единственный способ зая­вить о себе.

Это одна сторона деятельности бюрократа — «слуга царю», но есть еще и другая показуха — «отец солдатам». Для этого бюрократ выезжает брататься с народом, идет в массы, показывает себя этаким простецким, заботливым дядькой. Это чистейшей воды рекламный трюк, но на прес­су он действует безотказно. Прессу ведь не интересует, что делается за кулисами, почему дезорганизуется работа всего управления и вообще работа на десятки километров вокруг начальника, в массах. Немного поговорим и об этом.

Вот образец бюрократического шоу. Биограф наркома ме­таллургии Тевосяна пишет, что нарком, посещая заводы, лю­бил стать к печи на место сталевара и провести плавку. Вот, дескать, насколько простой был мужик, специалист, тонко чувствовал и знал металлургию! Но здесь есть и другая сто­рона: если министр в городе, то рядом с ним должны быть руководители города и области, директор завода, главный инженер, начальник цеха и еще масса людей, чьи пояснения, возможно, потребуются министру. Эти люди, бросив свою работу, обязаны стоять 4—5 часов в цехе, не приспособлен­ном для такой толпы, и смотреть, как министр развлекает­ся у печи. Тут же стоит и сталевар, которому и деньги пла­тят, и работать не дают. Министр не работает — устраивает шоу, а масса высокооплачиваемых и занятых специалистов вынуждена изображать перед министром зрителей.

А вот еще пример, может, несколько более сложный. В декабре 1989 года землетрясением был разрушен город

Спитак. Оставим в стороне трагическую сущность собы­тия и обратимся к деловой, поскольку только деловая актив­ность системы управления СССР могла уменьшить масшта­бы трагедии. В самом факте разрушения города не было ни­чего, что могло бы стать неожиданностью. Советский Союз непрерывно готовился к ядерной войне, в результате кото­рой появились бы тысячи разрушенных городов. Для спа­сения людей существовала служба гражданской обороны страны с множеством генералов во главе. По идее, для этой службы землетрясение должно было бы стать незначитель­ным происшествием. Казалось бы, эти генералы уже до тон­костей обдумали технологию спасения людей из разрушен­ных зданий. О какой технологии идет речь? Когда здание разрушается, часть обломков осыпается внутрь его пери­метра, а часть падает рядом со стенами, образуя у остатков стен откосы. В этих откосах живых людей быть не могло, они уже были раздавлены падающими обломками. Живые могли находиться только в центре завала, в первых этажах, которые меньше всего разрушаются. Но, накрытые сверху и со стороны окон и дверей обломками, эти люди были, как в склепе. Возник чисто инженерный вопрос: как побыстрей до них добраться? Можно сверху, снимая подъемными крана­ми обломок за обломком. Но здесь имеются минусы. Нельзя поставить на спасение людей сразу много рабочих: один-два стропальщика на кран да сварщик — перерезать арма­туру и варить петли. Это очень медленный процесс. Кроме этого, любой подъемный кран берет тем больше груза, чем ближе этот груз к крану. Чтобы снимать большие плиты, крану нужно подъехать к самой стене, но... мешают облом­ки откосов. Следовательно, обычные автомобильные краны типа «Ивановец» оказались малопригодными, требовались дефицитные краны типа японских «Като». Но был и другой способ: быстро отодвинуть обломки от стен мощными буль­дозерами, освободив двери и окна, и пустить внутрь спе­циалистов, способных работать в таких условиях (горных спасателей и шахтеров). Этот способ безжалостен к мерт­вым, но позволяет максимально быстро добраться до живых. Извлечением трупов можно было бы заняться позже.