Книга Срочно требуется муж! - Саша Майская

Одно из них брало тридцать рублей, а потом ехало дальше в недра Московской области, и потому в него загружались почти исключительно аборигены таких замечательных мест, как Теряево, Лотошино, Сеструхино, Фыфряново и Колюбакино, второе же такси настаивало на своей исключительности, переходящей в эксклюзивность, везло только до Жуковки, зато стоило сто пятьдесят рублей.

Для начала Петечка проехался — вместе с портпледом — до станции метро Молодежная, где и попытался найти означенные маршрутки.

Первая из них показалась ему неприглядной и чужеродной — очередь к ней содержала теток с живыми гусями в авоськах, старушек с хозяйственными сумками на колесах и подвыпивших мужчин неопределенного возраста.

Вторая, как выяснил наконец изрядно вымотавшийся Петечка, таилась в кустах, тайно мечтая о том, чтобы садились в нее исключительно длинноногие красотки в невесомых дубленочках и юбках чуть ниже пупка, да небожители типа Ксении Собчак… Ну может же у нее сломаться машина? Или запить шофер? Или ей самой захочется прокатиться на маршрутке… Короче, мало ли!

Пыхтя и потея, Петечка запихнул портплед на заднее сиденье эксклюзивной маршрутки и обессилено упал рядом. Чернобровый и усатый водитель меланхолично сообщил, что с Петечки триста рублей, так как он занимает два места. Петечка решил быть выше банальных склок из-за таких ничтожных сумм, уплатил деньги и расслабился было, но в этот момент подвалили пассажиры.

Вот те раз! Оказалось, что в эксклюзиве ездят те же тетки с гусями, бабки с каталками и малотрезвые мужики без возраста. На Петечкин портплед шлепнулась необъятная дама в мохеровом демисезонном пальто малинового цвета, и белобрысые кудряшки на ее голове почему-то неприятно напомнили Петечке об Элеоноре…

Потом была долгая дорога, во время которой водитель курил, приемник орал «О-па, о-па, кюрюльтю да опа!», мальчика на переднем сиденье тошнило, девочка на заднем сиденье над ним смеялась, гусь иногда тревожно гоготал, женщина в мохере все сильнее пахла селедкой и духами «Сиреневый Туман», двое мужиков подозрительной внешности распивали из горла водку с умилительным названием «Забава», и все это вместе тряслось, тормозило, стояло в пробках, ругало правительство, потело и мечтало о советской власти, когда маршруток не было, зато электрички так и шастали, а в Москву ездить было незачем, потому как в Фыфряново на базаре было все, чего душе угодно…

На исходе второго часа тошнило уже Петечку, а другой мальчик, которого морская болезнь миновала, обстоятельно и серьезно допытывался у него о ее симптомах. Женщина в мохере оказалась черствой, хоть и сидела на Петечкином портпледе, но сочувствия не проявила и даже громко и обидно назвала его, Петечку, нытиком и слабаком, зато мужики попытались помочь и буквально оторвали от сердца последний глоток «Забавы» — теплый и уютно пахнувший ацетоном…

Вскоре, в полубессознательном состоянии, Петечка выпал из маршрутки прямо перед полосатой доской на шарнирах, которая отделяла мир достатка и гламура от неприятных сограждан, тяготеющих к птицеводству и алкоголизму.

Неприятность номер два заключалась в том, что Элеонора, будучи в далеком прошлом уроженкой города Иваново, не доверяла новомодным системам безопасности и потому держала на участке сторожевую собаку, о наличии которой Петечка знал, но из-за стресса подзабыл. Поэтому, уже войдя на территорию, подтянув к себе портплед и прикрыв калитку, Петечка внезапно обнаружил, что метрах в трех от него стоит и очень внимательно глядит прямо ему в глаза существо полутора метров в холке, с обрубленными ушами, коротким хвостом, мощной шеей и ОЧЕНЬ недобрым взглядом. Откуда-то всплыло в памяти красивое слово «алабай», потом что-то о задушенных волках, а еще через секунду Петечка уже сидел на заборе верхом.

Алабай по кличке Джойстик не лаял, как и положено этой породе. Он просто лег под забором, на всякий случай — прямо на многострадальный портплед. Петечкино же положение осложнялось тем, что забор был очень узким и неудобным, всего в одну доску.

Элеонора, приехавшая наконец с совещания, особой радости не проявила. Посмотрела на Петечку мрачно, покачала головой, отправила Джойстика в будку и велела располагаться, как дома. Петечке была отведена светелка на третьем этаже, к которой вела красивая, но абсолютно нефункциональная винтовая лестница.

На целую неделю Петечка забросил любимые книги и работу, посвятив себя Элеоноре, то есть таскаясь с ней по всей Москве и Московской области, а к пятнице, уставший и слегка озлобленный, был тщательно проинструктирован и вывезен в Подушкино, где им с Элеонорой предстояло встретиться с Ольгой Ланской лицом к лицу. Что его, Петечку, разумеется, совсем не радовало.

При виде Кирилла Петечка откровенно оробел. За годы, проведенные рядом с Ольгой, он привык к совсем другим мужчинам, появлявшимся на ее орбите, — либо к лысым, пузатым и невысоким, либо к томным, тонким и изысканным, иногда — к молоденьким, гладеньким и крепеньким, как новорожденные грибы боровики, но одинаково неопасны. Опасными — в сексуальном смысле — еще могли бы быть их телохранители, но их за людей считать было не принято.

Кирилл Сергеевич из Лондона неприятно поразил Петечку даже не тем, что так фамильярно обращался с его бывшей любимой женщиной, но тем, что его оказалось так много. Все эти широкие плечи, мышцы, мускулы, голос опять же… Петечка смутно ощущал свое несоответствие подобным стандартам и печалился.

Элеонора же и вовсе впала в состояние, хорошо известное Петечке по средневековым текстам Скандинавии. У них там, в Скандинавии, это состояние называлось берсерк — боевое исступление, достигавшееся иногда при помощи обычных сушеных мухоморов… Его новая подруга в мухоморах явно не нуждалась. Какие там мухоморы! И безо всяких мухоморов мухи, если бы в глупые мушиные головы могла прийти идея залететь в этот момент в их каюту люкс, мгновенно передохли бы от одного взгляда кудрявой бизнесменши. Да что там мухи… Бедный Петечка сжался в кресле, еле заметно дрожа всем телом и исподлобья наблюдая за берсеркером Элеонорой…

11 КОНЕЦ СВЯЗИ

Три дня спустя, вечером в понедельник, здорово похудевшая и неимоверно похорошевшая Ольга Ланская сидела в баре, слушала джаз, пила сок, злилась на пропавшего куда-то на целый час Кирилла и без всякого интереса посматривала на спорящих между собой Романоида и Прохора Петровича Недыбайло. В данный момент, будучи давно и перманентно нетрезвыми, они яростно выясняли, кто из них достоин того, чтобы потанцевать с Ольгуньчиком. Ольгуньчик не хотел танцевать вообще.

Романоид настаивал на том, что они с Ольгой давно дружат, так что он не сомневается, что Ольга выберет в партнеры его. В то время как Прохор Петрович мыслил более глобально, будучи практически с рождения уверен в том, что ни одна женщина в мире не способна устоять перед его красотой и обаянием.

Теперь Романоид уселся рядом с Ольгой и пытался укротить Недыбайло, а тот хватал Ольгу за руку и норовил утащить на танцевальную площадку силой.

Ольга устало вздохнула.

— Прохор Петрович, отстаньте, я не хочу танцевать. Совсем. Я не в настроении.