Книга Пятница, Кольцевая - Евгения Кайдалова

— Понимаешь, когда я с ней…

— Из тебя выскакивает индеец?

— Да, — сокрушенно признался он.

— А что же остается?

Агустин сперва не понял, а потом не смог ответить.

— А я знаю, — жестоко сказала я. — Ничего не остается. Из тебя выскакивает то, каким ты умеешь быть. Если это индеец, то ты умеешь быть только индейцем.

— Но когда я с тобой, я другой, — непривычно неуверенным голосом возразил Агустин.

— Знаю, но другой ты два раза по три дня в году, все остальное время ты бываешь самим собой.

— Все остальное время я мечтаю о тебе.

— Вот и хорошо! — воскликнула я, сама не понимая, как произнесу следующие слова. — Мечтай! Но с мечтой лучше не встречаться, потому что рано или поздно она поймет, что нужна мечтателю лишь до тех пор, пока не может исполниться, и ей будет очень больно.

Я поднялась и начала одеваться.

— А завтра мы встретимся? — с тревогой спросил Агустин. — Завтра я еще буду в Москве.

— Сходи в Третьяковскую галерею, — посоветовала я. — Или покатайся на метро. По Кольцевой линии — туда часто водят иностранцев.

— А ты?

— А я… — Я, собравшись с силами, выговорила ответ без слез в голосе: — А я буду мечтать о тебе. Возможно, всю оставшуюся жизнь. Но пожалуйста, давай останемся в разных полушариях!

С любовью лечь к ее ногам

Мать собралась на пляж довольно быстро, а дочь долго и с раздражением искала по всему гостиничному номеру свои шерстяные колготки, носки и флисовую кофту. Мать аккуратно завязала под подбородком шапку. Дочь в несколько рывков натянула горнолыжные штаны.

— Ну как, ты готова? — с улыбкой осведомилась мать.

— Это сумасшедший дом какой-то! — выпалила дочь, вжикая молнией на куртке. Мать молча открыла дверь, не позволяя улыбке сходить с лица. Ее дочь, слава Богу, ни разу не бывала в сумасшедшем доме, а потому не знала, что и с чем она сравнивает.

Но ситуация и в самом деле была фантасмагорической: отправившись в Болгарию, на горнолыжный курорт, мать с дочерью в итоге оказались на берегу Черного моря. Перед отлетом мать слышала о том, что в стране ожидаются туманы, но не придала этому значения: в горах погода так переменчива! Проведенная на белых склонах неделя действительно продемонстрировала все своенравие гор: то густой снегопад с ветром, то яркое солнце — успеешь и промерзнуть до костей, и загореть дочерна. Но обратный путь в аэропорт пролегал через горные долины, где ветру негде было разгуляться, и там-то мать с восхищением наблюдала последствия стоявшего уже несколько дней тумана. А туман творил чудеса, превращая в произведение искусства каждую тончайшую ветвь березы, каждую сосновую иглу и каждый надломленный стебель прошлогодней травы — все было покрыто густым инеем от оседавшей на них и кристаллизующейся невидимой влаги. Сказочный пейзаж! И при полном безветрии опушенная белизной природа стояла, не шелохнувшись, словно была заворожена собственной красотой. — Знаешь, мы в школе на уроках труда мастерили иней из бумаги, — поделилась мать с дочерью. — Брали тонкую полоску и надрезали часто-часто, чтобы получилась как будто гребенка, а потом смазывали клеем и обматывали ветки. Получалось очень красиво, даже у самых неумелых. А в жизни так редко увидишь это чудо наяву… Разве что отопление где-нибудь прорвет, и пар повалит на деревья.

Дочь молчала, закрыв глаза. Неизвестно, слышала ли она хоть что-нибудь, потому что ее уши были заняты наушниками плейера.

Однако в полной мере могущество тумана проявилось не по дороге, а по приезде в аэропорт. Выяснилось, что рейс отложен на пять часов из-за плохой видимости. Убитые новостью пассажиры рассаживались на собственных чемоданах — все немногочисленные места в крошечном аэропорту были уже заняты другими горемыками, чей рейс откладывался на неопределенное время с раннего утра. Мысленно мать поблагодарила судьбу за то, что их собственные злоключения еще не так тяжелы, как могли бы быть, а также за то, что дочь ее уже в сущности взрослый человек.

Как же измучены матери с малышами-дошкольниками! А сами дети… Один непрерывно ноет, потирая глаза, — слишком возбужден, чтобы заснуть. Другого уложили спать прямо на зачехленных лыжах, подостлав теплую одежду. Точно в зале отлетов не туристы, а беженцы. С болью оглядев переполненный зал, мать принялась за книгу. После трех часов изнурительного чтения и разговоров с соседями табло высветило, что рейс перенесен еще на час.

Разговоры приобретали все более раздраженный характер. Говорили о том, что в крупных аэропортах, в Софии, например, а не в этом несчастном Пловдиве, куда их заткнула турфирма, самолеты наверняка садятся и взлетают, а мы вот вынуждены терпеть такое издевательство. Еще через час табло высвечивало уже не время предполагаемого вылета, а время, когда сообщат дальнейшую информацию об их рейсе. Выяснилась леденящая душу подробность: их самолет еще даже не вылетел из Москвы — пловдивский аэропорт не принимает.

Это вызвало новую волну возмущенных разговоров: где положенное питание? Где положенная компенсация за задержку? Мелочь, конечно, по двадцать пять рублей за час, но умножить на часы и количество пассажиров — хоть какое-то материальное наказание авиакомпании!

Всем известно, что не надо летать «Тайгой». Но разве у нас есть выбор? Что турагентство даст — тем и летим. Значит, надо самим покупать билеты. Это на рождественские-то каникулы? Не смешите! А говорят, в октябре проходит туристический салон — там и дешевле, и выбор есть. Ну, знаете, в октябре не все еще могут определиться. Тихо! Слышите, какая-то новая информация… О Господи, да что ж это такое!

Их рейс был отменен. Такое в жизни матери случалось впервые, и какое-то время она ошеломленно бездействовала. Мучила мысль о работе: нехорошо получилось! Ведь завтра должна уходить в отпуск ее напарница, а, значит, их участок остается совершенно неприкрытым. Холодными пальцами она набрала номер начальницы и, выслушав ее ледяное «Хорошо, что поделаешь», — подошла к представителю турфирмы выяснить обстановку. Оказалось, что дела обстоят не худшим образом — их селят в гостиницу.

Мать направилась к дочери, чтобы утешить ее этой новостью. Дочь оторвалась от телефона, на котором все это время угрюмо играла, и слушала мать с таким отчаянием и яростью, что той захотелось замолчать и отойти. Однако она пересилила свой порыв.

— Ну не надо так переживать! — как можно более дружелюбно посоветовала она.

— Ты знаешь, почему я переживаю!

Мать знала и решила увести дочь подальше от ее мыслей.

— Все-таки нам попалось порядочное агентство. Ведь мы могли бы и ночь тут просидеть.

С ненавистью сжав губы, дочь закинула на плечо рюкзак.

Гостиница, куда поместили их злополучный рейс, оказалась довольно приличной — правда, в номере было пугающе холодно, и нигде не было батарей. — Так я и знала! — процедила дочь.