Книга Этап - Константин Бояндин

– Возьму на память, – согласился Николаев. – Пусть будет, про запас. Знаешь, что? Давай уже на «ты». А то звучит очень официально.

– Хорошо! Дядя Сережа, мне нужно вот это, – она написала несколько строк на салфетке. – Там же, где брали компьютер. Хорошо?

– Сделаю, – пообещал Николаев.

– Секретничаете? – Мария появилась в дверях кухни. – Ой, ну совсем другое дело! Веселые и довольные. Всегда бы так. Даша, сегодня меня учить будешь! Я тоже умная, между прочим. Сережа? Все хорошо?

Она смотрела ему в глаза, и он понял, о чем она.

– Да, – он встал. – Лучше не бывает.

16

– Дядя Миша, мы пообедаем! – крикнул Жора, и помахал рукой Николаеву и Петровичу.

– Да, Жора, конечно. Мы тоже перекусим пока, – и Петрович помахал им в ответ. – Сережа, вон там есть кафе. Мне – чайку, а себе что хочешь.

– Сделаем, дядя Миша, – и Николаев, вслед за фронтовиком, вошел под навес другого кафе, на другой стороне площади. Это правильно, подумал он. У парней свои интересы, им втроем куда веселее.

Петрович добыл пачку «Явы» и с удовольствием закурил. Предложил Николаеву – тот вежливо отказался. После боя как-то перестало тянуть. Раньше курил, чуть что, а теперь – словно кто заказал. Не тянуло. Правда, аппетит появился, волчий.

– Во всем свои плюсы, – Петрович с улыбкой смотрел на горожан, большей частью жизнерадостных. – Вот курю теперь, сколько влезет, и врачей всех могу послать, куда захочется. Георгий говорит, Маша за ум взялась, наконец-то. И Даша счастлива, вся сияет.

– Видимо, мы нашли друг друга, – согласился Николаев. Вот он одним чаем бы точно не наелся. Шашлыки здесь, конечно, совсем не те, что были давеча на речной косе, но вполне приятные.

Петрович покивал.

– Дашу жалко, – добавил он. – Остальные все уже взрослые. Кто-то уже ума набрался, кто-то еще наберется. А она уже и не девочка, умом-то, а все девочкой считают. Да и личной жизни нет, сам понимаешь.

Николаев вздохнул.

– Я когда с Георгием встретился, – Петрович отхлебнул чая, и довольно зажмурился, что твой кот. – Он с Аввакумом вместе работал здесь. У меня ж еще губная гармошка была, тоже трофейная. Но так Аввакуму понравилась, что подарил. Нельзя было не подарить. А уж как он на ней выучился играть – любо-дорого слушать!

Аввакум-то здесь с середины того века, – продолжал Петрович. – Наверное, последний среди нас был верующий. Каторжанин, бежал с одного из этапов, и под бревна попал. Лес сплавляли, бревна скатывали – его и придавило. Редкостный прохвост! И ничто его не брало, даже ядерная война. Это сейчас пошли зомби и вампиры, раньше все было привычнее. То саранча, то кровавый дождь. Ну хоть ядерная война прекратилась, и на том спасибо.

Мне тридцать пять было, когда на войну пошел. Уже семья, дети. Но как заговоренный: никто из ребят наших, кто со мной пошел, не уцелел. Кто-то инвалидом стал, большинство погибло. Я один – весь в шрамах, но живой и на все годный. Я, когда под грузовик попал, здоровее многих молодых был. Помню, сильно переживал первое время, особенно после двух первых концов света. Аввакум мне и сказал: если ты это наказанием считаешь, то ты арестант, вечный каторжник, и покоя тебе не будет. Для тебя, говорит, каждый конец света будет этапом. Каторгой, то есть. Я вот, говорит, сам каторжник. Однако здесь все понял, и не тосковал, как только понял. Я ему и говорю: что этап, это верно. Но другой этап. Жизненного пути. Он посмеялся, помнится, потом и я засмеялся сам, и уже не переживал. А что толку переживать? Человек, если он человек, везде себе место найдет, и цель найдет, применение.

– А что стало с Аввакумом?

– Ушел. Нашел другую команду, там как раз было одиннадцать, и ушел. Помню, как с нами прощался – вам, говорит, оставаться, пока единоверцев не сыщете. А мне пора. Это ведь он понял, как можно с другими командами встретиться. Никто такого и представить не мог, а он сумел. И ведь неуч, грамоты не знал, до ста едва умел считать. Здесь уже всему научился. Умище был! – и Петрович покачал головой. – Федор потом видел, как это выглядит, когда уходят. И записку принес, от Аввакума. Не саму записку, фотокопию. Точно он передал, была там пара подробностей, о них никто чужой не мог знать.

– Что он передал в записке?

– То и передал, что мы теперь знаем. Соберите двенадцать, одной веры, и как найдете, то зеркала вас пропустят в Царствие Божие.

– То есть те двенадцать умерли?

– Кто знает, – пожал плечами Петрович. – Федор говорит, что вряд ли. Да и Аввакум был горазд красиво сказать. Он ведь здесь уже уверовал, когда понял, что как заговоренный, что его ничто не берет. Пока других спасает – не берет.

– Одной веры, – повторил Николаев, и усмехнулся.

– Мы не верующие, – согласился Петрович. – Никто из нас. Но вера у нас одна, вот так вот.

Николаев отпил еще чая и задумался. Крепко задумался.

– Тебе, верно, интересно, как я тебя нашел? – Петрович добыл еще одну сигарету. – Аввакум мне подсказал. Кто, говорит, твоей веры, всегда тебя заметит и в глаза посмотрит. А если сомневаешься, что это он, то пойди прочь, в другое место, и там он тебя непременно снова встретит. Потому что чувствуете, что одна вера у вас, что свои. Так и выходило.

– А те, которые с нами не остались? Они той же веры были?

– Были, – согласился Петрович. – Но их вера не устояла. Когда конец света наступает, тут и видно, что ты за человек. Кто-то укрепляется в вере, кто-то отказывается от нее. Вот и все. Когда начинается, у тебя полминуты, не больше, чтобы выжить в первый раз. И несколько попыток дается – других спасти. Хотя бы одного. Если спас – значит, прошел отбор. Так мы поняли.

– А я кого спас? – подумал вслух Николаев. – Кошку разве что.

– Кошка тоже живое существо, – пожал плечами Петрович. – Вначале она тебя спасла, потом ты ее. Потом, вспомни: нескольких зомби застрелил. Кто знает, может, они сожрали бы кого-то, кто жив остался.

Николаев снова задумался.

– Ну, нам пора, – Петрович затушил сигарету. – Сережа, старайся не думать об этом много. У нас всех остались там родные и близкие. Это не забыть. Но и горевать по ним постоянно не стоит, никому этим не поможешь. Жить надо. Раз уж выжил.

– Да, я помню. Человек найдет себе цель и применение.

– Именно, – улыбнулся Петрович и крепко пожал ему руку.

* * *

– Дядя Сережа, вот, – Дарья, выбежав встречать его, протянула что-то, похожее на мобильник. – Это вам! Ой, прости, это тебе!

– Что это? – удивился Николаев, обняв ее и Марию.

– Навигатор, – охотно пояснила Дарья. – Прибор такой. Ты же просил, чтобы можно было маршрут составлять? Он умеет! И карту показывает!

– Молодчина, – искренне повеселел Николаев, и заметил, как обрадовалась Дарья. – То, что нужно. Тогда учи, как с ним обращаются.