Книга Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу

Арион с ненавистью смотрел на центуриона, а тот, улыбаясь еще шире, наклонился и дотронулся до больного бока молодого грека. Арион вздрогнул, хотя центурион всего лишь слегка коснулся пальцами его кожи.

– В ране инфекция, – деловито произнес он. – К тому же у тебя жар. Я бы взял тебя с собой до Александрии, но тебе нужен уход. Даже если мы сможем о тебе позаботиться, это путешествие наверняка убьет тебя. – Он выпрямился. – Я оставляю тебя здесь, Арион из Александрии, на попечение этого благочестивого караванщика. Поговорив с тобой, я убедился, что ты и впрямь из лагеря царя, но уже не в состоянии оказывать нам сопротивление. Выздоравливай.

Он щелкнул пальцами, и его люди встали по стойке «смирно». Выстроившись за центурионом в шеренгу, они гордо зашагали прочь. Шлемы и наконечники копий поблескивали в последние лучах заходящего солнца.

Все остальные смотрели им вслед. Когда римляне вышли на набережную, Архедам с шумом выдохнул и воскликнул:

– Слава тебе, Серапис! Благодарю всех богов и героев! – Он подбежал к Ани и хлопнул его по спине. – Я так за тебя боялся, добрый ты человек, а также за твоего юного друга. Амнистия, сказал центурион... Ха! Такую политику я готов поддерживать!

Ани ничего не ответил ему, но заставил себя улыбнуться и кивнуть. Он был абсолютно уверен в том, что Архедам сообщил о них сразу же, как только римляне показались на пороге его дома. То, что он поручился за Ани как за настоящего купца, еще ничего не означало – иначе он поступить и не мог, ведь товар хранится на его собственном складе. Однако караванщик не собирался ссориться с человеком, который мог оказать ему важную услугу. Архедам подошел к Ариону.

– Я очень рад, что ты вне опасности, молодой человек.

Арион полулежал, оперевшись на локоть, и пристально смотрел вслед удаляющимся римлянам. Бросив на Архедама удивленный взгляд, он ничего не сказал.

– Ты сражался за молодого царя! – с восхищением в голосе продолжал тот. – Ты правильно делал, даже если все это было зря.

– Кто ты? – в смущении спросил Арион. Архедам улыбнулся.

– Ах да, конечно. Ты же был без сознания, когда я впервые увидел тебя. Я Архедам, сын Архелая, начальник порта в Беренике. А ты Арион, сын...

Юноша покачал головой. Дрожа всем телом, он лег на здоровый бок, поджал под себя ноги и закрыл руками лицо.

– Да, конечно, ты болен! – с сочувствием произнес Архедам. – Ты ранен... Ужасная рана! А тебя еще допрашивают. Какое это для тебя, должно быть, потрясение. Но ты храбро отвечал на вопросы варваров. Я сейчас уйду, и ты сможешь отдохнуть. Утром я пришлю к тебе своего доктора, который посмотрит тебя, хорошо? Выздоравливай. Ани, я жду тебя завтра, за час перед заходом солнца. Будь здоров!

Он развернулся и легкой походкой, с высоко поднятой головой, и нaправился в сторону порта. Ани не сомневался, что поводом для хорошего настроения стало сообщение центуриона об амнистии. По крайней мере, пришлет доктора, подумал египтянин.

Ани подошел к Ариону и наклонился.

– Ты в порядке?

– Оставь меня в покое! – огрызнулся юноша, не отрывая от лица свое лекарство.

Караванщик лишь пожал плечами. Он понял, что римляне невольно лишили Ариона статуса мученика, сказав, что мальчишка не представляет никакой угрозы для новой власти. Какое чудовищное унижение! А вот то, что он чудом остался жив и на свободе, – это его не впечатляло. Сопляк даже не понимает, насколько ценна его жизнь, как не понимал ценности своей фибулы, когда готов был избавиться от нее, не задумавшись даже на секунду.

Ани снова вспомнил о своей жене и детях, о том, как они садятся ужинать в Коптосе: Тиатрес, должно быть, держит на коленях их младшего сына Изидора; старший сын Серапион рассказывает о маленьких приключениях, которые случились с ним за день; любимая дочь Мелантэ выглядывает в окно и гадает, когда же ее отец вернется домой. Ани почти видел стол, освещенный лучами вечернего солнца, и вдыхал запах свежего тминного хлеба. Он вернется к ним, здоровый и невредимый, и они с радостью встретят его. Это дороже любых сокровищ, намного ценнее того товара, который он надеялся получить. Мать Изида, молился Ани, благодарю тебя, что ты заповедала нам ценить то, что истинно, спасибо тебе, великая богиня, за мою жизнь и свободу.

Подошел Менхес.

– Это наши новые правители? – спросил он.

– Похоже на то. – Ани огляделся в поисках веревки, которую уронил, когда увидел приближающихся к ним римлян.

– Я-то думал, что они заберут этого мальчишку-грека. – Похоже, Менхес был очень разочарован. Скорее всего, он не до конца уловил суть разговора и не понял, что жизнь его хозяина тоже была в опасности. Но это и понятно: познания погонщика в греческом ограничивались командами для верблюдов. – А что такое «амниссия»?

– Амнистия. Это значит «помилование». Сдается мне, что император издал указ о том, что те, кто сражался за царицу, не будут преследоваться.

– Хм. Если так оно и есть, это приятная новость, – сказал Менхес, – но скорее для греков, а не для нас.

Так оно и было: амнистия для побежденных означала то, что все права и имущество греков останутся неприкосновенными, а для египтян новых возможностей, вероятно, не предвидится. Ани утешил себя мыслью о том, что если бы последовали притеснения, то не только убили бы Ариона, но и во всем Египте царил бы хаос, а значит, торговля пришла бы в упадок. Он вздохнул и снова занялся палаткой.

Когда они наконец установили ее, Ани вдруг вспомнил про огненные всполохи на севере в ту ночь, когда он нашел Ариона: огонь от большого костра в горах был виден за несколько километров от караванного пути. Только сейчас он понял, что это был погребальный костер, на котором сжигали царя Птолемея Цезаря, последнего из династии Лагидов.

Он никогда особо не верил в божественное происхождение царей. Боги подняли их и сделали правителями над людьми, но те же боги по своей прихоти могли и низвести их. Клеопатра заявляла о том, что она живое воплощение Изиды, и, вне всякого сомнения, так оно и было – в том смысле, что богиня наделила ее властью над всем Египтом. Но только Изида, в отличие от царицы, управляла молниями и была неподвластна Судьбе. И именно она положила конец правлению Клеопатры. Ани вдруг осенила мысль: династия Лагидов низвержена, и, следовательно, мировой порядок уже никогда не будет прежним. Только боги остались прежними. Слава великой богине!

Наверное, он единственный египтянин, которому довелось увидеть похороны последнего из Птолемеев. Он расскажет об этом Мелантэ: его девочка поймет, что он имеет в виду – видеть своими глазами конец целой эпохи.

Тиатрес просто порадуется тому, что ее муж благополучно вернулся домой. Она поцелует его и потянет в их небольшую темную комнату в дальней части дома, где даст ему войти в святилище своего тела. Тиатрес, с нежностью подумал он, всегда отличалась здравым смыслом.