Книга Остров Погибших Кораблей - Александр Беляев

– Не томите, Флорес, скажите, где Слейтон? Он жив?.. – нетерпеливо спросил Симпкинс.

Флорес развел руками.

– Позавчера он неожиданно появился на Острове и был арестован мною. Ночью я пошел проверить караул. Около самого угольщика, куда был посажен Слейтон, на меня вдруг набросился какой-то человек. Это и был Слейтон, которому, очевидно, удалось выбраться из своей тюрьмы. Между нами завязалась борьба, насколько горячая, можете судить по моему костюму. Он едва не задушил меня моим шарфом. Потом... – Флорес запнулся, – потом Слейтон бросил меня в каюту, где он был заключен, и запер. Что было дальше, я узнал только тогда, когда Бокко освободил меня. Он сам расскажет вам о происшедшем.

– Мне удалось переговорить с островитянами и убедить их не повиноваться Слейтону, – сказал Бокко. – Перед утром Слейтон созвал всех и приказал нам готовиться к бою с вами, – Бокко показал на Гатлинга. – Но все, как один отказались. Слейтон кричал, топал ногами. «Убью», – говорит. А я тут и говорю: «Что с ним церемониться? Давайте свяжем его!» Мы к нему, – он от нас. Мы было следом побежали, да где там! Он бросился в воду и пропал. Пошли разыскивать Флореса. Догадался я в угольщик заглянуть, а он там лежит. Выпустили его, и – вот он!

Симпкинс слушал с напряженным вниманием.

– Слейтон жив. Слейтон на Острове. Симпкинс на Острове. Значит, Слейтон будет пойман, – выпалил он неожиданно.

IX. «БОГИ МСТЯТ»

На другой день Томсон, его ассистенты, Гатлинг и Симпкинс получили приглашение профессора Людерса побывать у него. Старый ученый жил на краю Острова, на испанской каравелле. Она имела квадратную корму, башенки на носу и корме, высокий борт, бушприт и четыре прямых мачты: фок, грот и две бизани. Три задних мачты были с латинскими парусами, на передней – две реи.

Зыбкий мостик вел в это убежище старого ученого.

– Удивительно! – воскликнул Гатлинг, вступая на этот мостик. – Неужели даже паруса могли сохраниться? Ведь этому кораблю не менее двухсот лет?

– И все триста будут, – ответил Людерс, сопровождавший гостей. – Я собственными руками реставрировал эту драгоценность. Признаюсь, она имела довольно жалкий вид. Одного я не мог сделать: выпрямить посадку каравеллы, – соседние суда сдавили ее и сильно накренили. Это причиняет мне некоторые житейские неудобства. Да вот вы сами увидите. Прошу следовать за мной.

По узкой деревянной лесенке гости спустились вниз и вошли в большую каюту. Деревянные скамьи с точеными ножками стояли у стен. Одну стену занимал самодельный шкаф, на полках которого видны были старинные рукописи и судовые журналы.

– Будьте осторожнее – предупредил Людерс, – я уже привык ходить по наклонному полу. – Здесь, в этой библиотеке, огромные богатства.

– Богатства? Какого рода? – спросил Симпкинс.

– Научного. Впрочем, пожалуй, и не только научного. Вот документы с корабля «Сивилла». Некий Себастьяно Сапрозо, состоявший на испанской службе, вез несколько бочек золота из Бразилии в Испанию. Себастьяно не достиг берегов Испании. Корабль прибило к Острову.

– Вы достали этот документ с «Сивиллы», – значит, она и сейчас существует? – спросил Симпкинс.

– Да, за старым угольщиком, на юг от «Елизаветы».

– Ну, а золото вы не искали?

– Зачем оно мне? – просто ответил Людерс. – Возможно, что сохранилось и золото. Оно, как говорится в документе, лежит в трюме. Но корабль настолько ветхий, что было бы безумием спускаться в трюм. В соседних каютах, – продолжал Людерс, – у меня хранятся коллекции.

– Скажите, вы не исследовали подводную часть Острова? – спросил Томсон.

– Увы, нет, – со вздохом ответил Людерс. – У нас есть водолазные костюмы, но я не мог починить воздушные насосы. Драга, лоты – вот все, что было мне доступно.

– Откуда взял Себастьяно столько золота? – заинтересовалась Вивиана.

– Это интересная история. Себастьяно Сапрозо был захвачен в плен индейцами племени бороро в лесах Центральной Бразилии. Воинственные бороро решили убить Себастьяно и повели его к месту казни. Сапрозо удалось вырваться из рук индейцев. Этот авантюрист, очевидно, прошел большую жизненную школу и, вероятно, был профессиональным ярмарочным акробатом и жонглером. Он стал перепрыгивать через головы дикарей, переворачиваться всем телом в воздухе и выделывать такие необычайные пируэты и сальто-мортале, что привел своих поработителей в неистовый восторг. От ненависти к чужеземцу индейцы перешли чуть ли не к его обожествлению. Себастьяно оставили в живых, но не вернули ему свободы. Несколько месяцев он жил среди индейцев, изучил их несложный язык и нравы. Нередко ему приходилось видеть, как индейцы приносили огромные куски золотых самородков и относили в глубь леса, в дар какому-то лесному божеству. Где находилось это божество, Сапрозо не мог узнать, ибо местопребывание идола окружалось тайной. Однако случай помог Сапрозо. Вот как описывает сам Себастьяно этот случай.

Людерс раскрыл старинную, в полуистлевшем кожаном переплете, рукопись и, перелистав пожелтевшие от времени листы пергамента, украшенные затейливо нарисованными заглавными буквами и наивными рисунками, прочел:

"Однажды утром, когда все мужчины были на охоте, а женщины занимались растиранием корней маниока, из которого они делают опьяняющий напиток кашири, я, проходя по окраине селения, услышал стоны из шалаша, стоявшего одиноко, у самой опушки леса. Я вошел в шалаш и увидел девушку, опутанную сетями. Большие черные муравьи нестерпимо кусали ее. Все тело несчастной извивалось, лицо было перекошено от боли, на губах выступила розовая пена, – она искусала себе губы, – мутные глаза закатились. Тронутый видом этих мучений, я развязал сеть и стал выбирать муравьев, топтать их ногой и выбрасывать из шалаша. Потом я взял сеть и опять прикрыл ею девушку, которая в знак благодарности стала целовать мне руки. Тогда я решил, что девушка может поблагодарить меня более существенным образом, и сказал ей:

– Сегодня ночью, когда шаман освободит тебя от сетей, ты придешь к Голубому ручью и пойдешь со мной...

Девушка кивнула головой и сказала:

– Я исполню то, что ты приказываешь. Я исполню ради той милости, которую ты оказал мне, облегчив мои страдания.

Ночью она пришла к Голубому ручью, и мы углубились с ней в чащу леса. К полночи пришли мы на лесную поляну, с высоким холмом посередине. Полная луна стояла над головой, ярко освещая большого деревянного идола на вершине холма. Этот идол, до колен, которые стояли от земли выше роста человеческого, – был засыпан сверкающими золотыми самородками. Я поклонился идолу до земли, незаметно взял с земли самородок величиною с гусиное яйцо и, повернувшись к девушке, сказал:

– Теперь я пойду. Укажи мне путь к морю.

Девушка задумалась и сказала:

– Хорошо. Ты один не найдешь дороги. Скоро придут сюда жрецы с приношениями. Бежим!..

И мы побежали. Двадцать раз я мог погибнуть без этой девушки. Она предостерегала меня от капканов, отравленных колючек, глубоких ям, прикрытых листьями, охраняющих священное место; она умела находить ручьи и съедобные ягоды. Она знала каждую «тропинку в лесу. Мы вышли к берегу в тот момент, когда команда „Сивиллы“, отчаявшись в моем возвращении, поднимала якорь и паруса, готовясь к отплытию. Меня увидали и послали шлюпку. Я рассказал моим товарищам все, что было со мной, показал им слиток и убеждал их пойти за золотом. Они согласились, и нам удалось перенести на корабль столько золота, что мы наполнили им три бочки из-под солонины».