Книга Охота на ведьму - Марина Серова

Он улыбнулся все еще бледными губами:

— Как там Наполеон говаривал, — главное — ввязаться, а война план покажет? Ввязались!

На это не возразишь! И не планы нами теперь двигают, а события, уже происшедшие и тянущие за собой последующие. Ситуация требовала действий, которые бы переводили возможное в необходимое. Карма-йога какая-то! Дай бог разумного выбора!

— Что скажут соседи! — охнула я, демонстрируя свои просеченные насквозь рукава.

Глава 8

Алла испытала восторг и ужас от нашего вида и состояния и засыпала вопросами, которые мы в основном проигнорировали.

— Ты добра молодца накорми, напои, в баньке попарь, а потом и спрашивай! — Этой фразой Константину удалось обуздать ее… если не любопытство, то возбужденную несдержанность — это уж точно. Она даже хохотнула, уловив намек на бабу-ягу, которой в сказке и адресовалось это предложение.

— С бабой-ягой — ладно, — продолжал острить Константин, — с ней сладим, но вот с бабой Ритой!

Машину Алла вела аккуратно, соблюдая все правила, и под плавное покачивание колыбели я вздремнула на Костином плече и в полусне слушала, как он обещает Анохиной рассказать в подробностях все, что мы имеем против бабы Риты и про остальных из ее окружения, и про все, что приключилось с нами, но все же после обеда и ванны.

Еще два потрясения пережила Алла — когда мы прямо в прихожей извлекли из карманов пистолеты и объяснили ей, что этот арсенал является насквозь трофейным, и при виде Костиной раны, обмотанной черт знает чем. А когда я взялась за ее обработку и перевязку по всем медицинским правилам, Алла, передернув плечами, сбежала на кухню и в рекордно короткое время приготовила из того, что было, удивительно хороший обед на троих.

Костя уснул в ванне, положив больную руку на ее край, а мы с Аллой, устроившись со всеми возможными удобствами, занялись обработкой переполнявшей меня информации. Я выдала ее всю без утайки, со всеми предпосылками и выводами, а Анохина, по роду своей деятельности дока в вопросах систематизации, руководила мной, как могла, манипулируя блокнотами и диктофоном. Схватилась даже было за видеокамеру, но тут уж я запротестовала, не выдержав такого прессинга, и она сдалась, взяв с меня слово о видеозаписи в будущем.

Впервые Алла, не избалованная сочувствием криминалистов, получала столь исчерпывающий материал, да еще по незавершенному делу. Это волновало ее впечатлением причастности к расследованию, которое она, на правах хорошей знакомой, осмелилась назвать аферой, замешанной на великолепных интригах.

С аферой я согласилась, с интригами — тоже, а вот насчет великолепных… Уж очень побаливали мои синяки и шишки. И Константин, хлебнувший этого великолепия, спал в теплой ванне с огнестрельной раной руки.

Расписку, подписку то есть, я с Анохиной брать не стала, удовлетворилась ее клятвенным заверением хранить все полученное в строжайшей тайне от всех на свете до моего особого распоряжения на этот счет. А когда оно последует, я ей растолковывать не стала, пообещала только, что скоро. В качестве платы за послушание пришлось пообещать ей свое участие в передаче по материалам этого дела, план которой она уже начинала обдумывать.

— Не было ни гроша и вдруг — алтын! — сообщила, одеваясь, и, окрыленная удачей, упорхнула, забыв попрощаться.

Едва она удалилась, как, шлепая босыми ногами, из ванной появился Константин в халате на голое тело.

— Обед, ванна, отдых, — проговорил хрипло, тараща слипающиеся глаза, — по полной программе!

— Мог бы и еще поспать, времени немного есть, — пожалела я, подставляя для поцелуя щеку.

— Может, следует перебраться в спальню? — предложил, обнимая и пытаясь поднять меня на руки, но отступил, сморщившись от боли.

Дорогой мой покалеченный сэнсэй! Я погладила его по обеим щекам сразу и отказалась со вздохом сожаления:

— Времени нет, Костенька! Вечером я тебя и уложу, и ублажу!

— И я тебя, Татьянка, если эта ночка спокойной выдастся!

— Гляди не забудь!

Видели бы сейчас ученички-рукопашнички своего учителя — сонного, со всклокоченными, мокрыми волосами, с трудом двигающего одной рукой, но готового и к любви, и к войне. А к тюрьме?..

Вот до чего доводит дружба с Ведьмой!

— Иди кофейку попей, пока я себя в порядок привожу, — предложила, — там чайник горячий!

— Я и тебе налью! — пообещал и побрел по коридорчику на кухню, слегка приволакивая ногу.

Горчакова пришлось искать, набирая разные телефонные номера, сообщаемые мне различными людьми — сотрудниками его ведомства, и прошло немало времени до момента, когда я услышала наконец в трубке его голос.

— Вы готовы? — осведомился он сразу же, едва поздоровался.

Интересно, к чему?

Я не стала гадать и отвечать на вопрос, а огорошила его просьбой о встрече на нейтральной почве, скажем, в моей машине, на улице. Он мялся с минуту, издавая невразумительные междометия, и решил согласиться, но время назначил — рекордное! Чтобы успеть, нам нужно было скакать, пришпоривая машину. Мы поскакали.

Хорошо, что Константин не из разговорчивых. Трясется сзади, не пытаясь обсудить этот мой ход. Хотя для него он не является неожиданным. Упоминала я как-то, что хорошо бы, набрав достаточно событий, делающих мою версию достоверной, взять да и сбагрить все следователю — с плеч, как говорится, долой. Он еще тогда отнесся к этой идее с недоверием, а теперь высказался напрямую: в тюрьму, Татьянка, загремим. Сказал, что за три неполных дня на нас с ним столько всего навешалось, вплоть до убийств.

Костя — человек из народа, и я — тоже. Интересно, отчего это в нашем народе такое недоверие к органам следствия?

Мы остановились в назначенном месте, у площади имени Фрунзе, с прекрасным обзором по сторонам. Плевать, что нас видят все, с милицией у нас рандеву, не с кем-нибудь, зато и нам всех видно.

Всех видно — это оказалось хорошо! Потому что Горчаков появляться не торопился до тех пор, пока на нашей обочине, сначала сзади, потом впереди, не вплотную, а так, метрах в тридцати там и здесь, не остановились две белые машины с голубыми полосами и устаревшей надписью «ГАИ» по бортам. Из одной и вылез наш долгожданный и, осмотревшись, направился к нам.

Мы тоже осмотрелись — места для маневра здесь было достаточно, при условии, что движущийся по дороге транспортный поток не будет чересчур плотным.

Я открыла ему дверцу, и он уселся рядом со мной, шурша форменным плащом и придерживая фуражку.

Чесался язык, но я не стала спрашивать его о причинах такого парада. В конце концов, следователям не возбраняется надевать форму. И не мое это дело.

— Так готовы вы? — повторился, обращаясь ко мне, а по Константину едва скользнув глазами.

— Я всегда ко многому готова, — ответила ему вполне дружелюбно, — но хотелось бы разговаривать, не разгадывая ребусов. К чему?