Книга Побежала коза в огород - Лариса Кондрашова

— Какая — такая? — невинно удивился он.

— Двойная! — уже чуть ли не кричала я.

— Тише, что подумают люди! — укорил он.

— Ты мне казался честным человеком. По крайней мере в кругу твоих соратников тебя уважают за твердость слова!

Страх заставлял меня выплевывать ему в лицо все эти обвинения. Я понимала, что моя жизнь уже никогда не вернется на прежнюю колею, но упорно не хотела с этим смириться. Вернее, я думала, что все еще владею ситуацией.

Ко всему прочему, я не хотела, чтобы разрушалась моя семья. Она меня вполне устраивала. А становиться любовницей известного, пусть и очень богатого, человека я никогда не мечтала.

Потом я вдруг подумала, что Юрий мне еще ничего не предложил. Может, и правда то, что он назвал меня родной, всего лишь обмолвка и он сдержит свое слово, не станет меня больше преследовать?

— В ее глазах появилась робкая надежда, — словно процитировал он.

Не выдержав, я улыбнулась. В самом деле, из-за одного слова нервничать чуть ли не до истерики, будто меня заставляют раздеваться у металлического столба стриптизерши.

Моя нервозность — лишь следствие вины, вернее, моего состояния виноватости, которое накладывало свой отпечаток на наши отношения с тем, кто его спровоцировал.

— О какой надежде ты говоришь?

— Что я оставлю тебя в покое, — тихо ответил он.

— Но, Юра, — по возможности мягко заговорила я, — разве с самого начала было не ясно, что наши с тобой отношения заведомо конечны?

— Надо же, как ты завернула! — хмуро проговорил он. — Советский человек в миниатюре: все по плану. Но даже Госплан тогда учитывал так называемый человеческий фактор. Знаешь, что это?

— Но мы с тобой не имеем права… — начала говорить я, и это вышло так жалобно, что я сконфуженно замолчала.

— Я позвал тебя не для того, чтобы тащить в номера, — сказал Юрий сухо, — мне нужен будет пресс-секретарь, и я решил предложить эту работу тебе.

Пресс-секретарь? Я думала, что меня уже трудно удивить.

— Чему ты удивляешься? — сделал вид, что оскорбился, он. — Мэру города положена пресс-служба.

— Но ты ведь еще…

— Не мэр города, — согласился он, — но я начинаю предвыборную кампанию и предлагаю тебе ее возглавить.

— Мне? — Что-то я сегодня никак не попаду в русло разговора. Только и делаю, что вздергиваю в удивлении брови. — Но я ведь никогда этим не занималась!

— Когда-то все приходится делать впервые. — Он пожал плечами, кивая на тарелки с супом, принесенные официантом. — Как раз во время первого блюда у тебя будет время подумать.

— Но почему именно я?

— А почему я не могу предложить эту работу лучшему журналисту края?

— Лучший журналист у нас Хрунов.

— А мне не нравится Хрунов, а нравится Рагозина.

— Я всегда была против служебных романов, — проговорила я, рассеянно помешивая ложкой грибной суп.

— Романов? — громко удивился он и даже откинулся на стуле, таким веселым ему это показалось. — А кто тебе сказал, что у нас будет роман?

От неожиданности я даже запнулась, но упрямо продолжила:

— По крайней мере нам трудно будет держаться в рамках официальных отношений.

— Нам или тебе? — лукаво поинтересовался Забалуев.

— Прикалываешься, да? — рассердилась я.

Однако Юрий Иннокентьевич не так прост, как хочет порой казаться. Вон ведь как повернул! Выходит, это я слаба, не устою перед его обаянием, а он в себе уверен. Но кого он хочет убедить в том, что наши с ним отношения останутся на уровне дружеских: себя или меня? Ладно, в лоб его не взять, это я уже поняла…

— Я буду хорошо тебе платить, — прервал он мои размышления. — Больше, чем ты получаешь в своей газете.

— Черным налом? — хмыкнула я, чтобы его поддеть.

— Почему — черным? — удивился он. — Как и все, по ведомости.

— Хочешь сказать, что ты не уходишь от налогов? — не поверила я.

— По крайней мере не в таких мелочах.

Возьми его голыми руками! Я восхищалась им против воли. Внутренний голос говорил мне, что Забалуева нужно остерегаться. Но с другой стороны, это задевало мою гордость. Получалось так, что он бросил мне вызов, а я не стала его принимать по причине осознания собственной трусости. Он, значит, в себе уверен, а я нет?

— И сколько ты собираешься мне платить? — спросила я, словно для меня это было главнее всего. Пусть думает, что я особа расчетливая.

Но откуда ко мне пришло это нездоровое возбуждение? Что за соревнование я собиралась с ним устроить?

— Три штуки баксов тебя устроят?

Высоко ценят в этом городе мои профессиональные качества. Вот ведь только протяни руку, и получишь зарплату, о которой мечтает почти каждый журналист в нашем городе.

— Спасибо, Юра, мне приятно, что ты так высоко меня ценишь, но я вынуждена ответить отказом.

— Почему?

— Тебе объяснить или сам догадаешься?

— Объяснить! — сказал он упрямо.

Я знала, какими настойчивыми могут быть богачи, привыкшие, что они могут купить все, что пожелают. Я боялась, что Забалуев решит, будто он переплатил мне, вбухав за одну ночь со мной такие деньжищи, и станет меня шантажировать. А то и попытается надавить на меня каким-то иным способом, каковые имелись у него в избытке.

Мне не хотелось так о нем думать, но я упорно твердила себе это, потому что, начни я думать о Забалуеве хорошо, мне бы ни за что не удержаться в тех рамках, которые для наших отношений я установила.

Если не прервать наши отношения, им конца не будет! Где гарантия, что мой муж, допустив одну серьезную ошибку, не сделает и другую? Мало ли… Словом, я перед Юрием была чересчур уязвима, находясь тем более в столь непосредственной близости. Надо было срочно отползать.

— Откровенно говоря, я рада, что встретила тебя, — сказала я, с удивлением отмечая, как загорелись у него глаза. — И я рада, что наша ночь была такой волшебной. Давай просто поблагодарим судьбу за нечаянный подарок — если и тебе было так же хорошо, как мне, — и пойдем каждый своим путем.

— Но я не хочу! — совсем по-детски сказал он и жалобно посмотрел на меня. — Понимаешь, такого со мной еще не было.

— Ну и что же? — ровно проговорила я. — Тебе в детстве когда-нибудь говорили слово «нельзя»?

— Говорили.

— А то я уж подумала, что ты вообще его не слышал.

Мне вовсе не хотелось выглядеть стервой, но я знала, что стоит дать хоть малую слабину, и мы наделаем ошибок, которые невозможно будет исправить.

— Тогда позволь хотя бы сделать тебе подарок. На прощание.