Книга Окрась это в черное - Нэнси Коллинз

Палмер наклонил голову, приблизил лицо к девушке. Соня почти чувствовала его дыхание на щеке девушки, запах его, заполняющий ее ноздри, вкус его губ. Она сжала кулаки и стиснула зубы. Гнев нарастал в ней густой и горячий, как кипящий воск. Голова болела, передний мозг будто жалила стая ос. Голос Другой стал еще громче, она хихикала как гарпия.

Их надо держать на коротком поводке, тогда они знают свое место. Вот так Панглосс, Морган и прочие обеспечивают себе верность ренфилдов. Из них надо выскребать малейшие крупицы свободы воли, выскребать начисто, как пустую тыкву. Их надо превращать в рабов. Поверь мне, это единственный способ. И они этого заслуживают. Они даже это любят.

–Как романтично!

Палмер вздрогнул от звука ее голоса, автоматически закрыв девушку своим телом. Соня при этом ощутила укол ревности, потом гнев.

– Соня!

Она выплеснулась из темноты, как кровь из раны, лунный свет пятнами лег на черную куртку. Она остановилась, оперлась на рябой камень развалин, как уличный хулиган на фонарь. Девушка ахнула и перекрестилась. Да, Палмер явно рассказывал ей о своей подруге.

– Так это и есть твоя женщина с черного хода? – Соня мотнула головой в сторону скорчившейся девушки. – А она знает, что ты только что вылез из моей постели? Она чует мой запах на тебе – как я чую ее запах?

Последние слова она прорычала, обнажив клыки. Девушка вскрикнула и впилась ногтями в голую руку Палмера.

– Оставь ее, Соня. Конча ни в чем не виновата. Если тебе надо кого-то наказать, накажи меня.

– Ты ее любишь. – Это не был вопрос.

Палмер глянул в темно-карие глаза Кончи, светящиеся страхом, и кивнул:

– Да, люблю.

Когда Соня снова заговорила, голос ее был очень спокоен. И она знала, что для Палмера это страшнее всего другого:

– Ты знаешь, что я могла бы убить ее. Убить и сделать так, что ты и не знал бы, что она существовала. Мне это просто, как стереть мел с доски. Даже проще.

– Ты думаешь, я этого не знаю?

– А разве знаешь? – засмеялась она, шагнув вперед.

Так легко было бы залезть к нему в голову и перебросить переключатель, освободив воспоминания, которые она спрятала от него несколько часов назад. Отчасти ей хотелось видеть выражение лица его любовницы, когда воспоминания вернутся, накатят приливной волной, круша его "я" в щепки. Это было бы забавно. И она могла бы повторять это снова и снова, стирая память о Лит и восстанавливая ее, чтобы каждый раз боль была сильной и острой, как по свежесодранной коже, как в первый раз. А можно так поступить с убийством его подружки. Заставить его забыть ее, потом снова пусть переживет ее смерть, и снова, и снова.

Соня остановилась, чуть покачиваясь, как пьяная. Глаза ее встретились с Кончей, которая глядела в ответ, как воробышек на змею.

– Не надо, Соня. Не заставляй меня пытаться тебя убить.

Смех ее был пуст, как высосанная кость.

– Попытаться – это все, что ты можешь. Ты мне не противник, Палмер.

– Я знаю. Мне с тобой не справиться никогда. Но я бы попытался.

Она хмыкнула и подошла ближе, глядя на испуганную девушку, прижимающуюся к Палмеру. Он смотрел ей в лицо, стараясь понять, с кем имеет дело – с Соней или с Другой. Конча тихо стонала и еще сильнее вцеплялась в Палмера.

– А почему именно эта? Что такого особенного в этой самке? – фыркнула Соня.

– Конча нашла меня в джунглях в милях отсюда, голого и больного... Не помню, как я туда попал, но она меня выходила. Она помогла мне добраться домой. И она была здесь, когда мне кто-то был нужен.

– Но она же не такая, как ты!

– Она человек, Соня. Мне нужен человек.

– Ты меня отлично понял! Она не сенситив. Ты никогда не сможешь общаться с ней, как общаешься со мной...

– У нас этого больше нет, Соня, и ты это знаешь не хуже меня. Ты закрыла себя от меня в тот момент, когда попала в Новый Орлеан. Я пытался до тебя дотянуться – понять, через что ты там проходишь, но бесполезно. Будто ты не будешь довольна, пока не сделаешь меня таким же несчастным, как ты!

– Палмер... Билл, ты не понимаешь! Я не хотела, чтобы ты пострадал, вот и все. Я не хотела, чтобы ты видел меня чудовищем...

– Малость уже поздно для этого, как ты думаешь?

– Не делай этого, Билл. Не заставляй меня умолять. Ты мне нужен.

– Я тебе не нужен. Тебе никто не нужен.

– Это неправда!

– Ты так думаешь? Соня, если я останусь с тобой, я погублю свою душу. Превращусь в подобие моргановских ренфилдов. Ты этого для меня хочешь? Этого?

Да не отвечай ты этому фраеру, просто полезь ему в голову и выдерни волю из гнезда, -прошипела Другая. – Кстати, мне понравилось насчет убить его подружку, заставить его забыть ее, а потом запускать эту картинку снова, когда ты захочешь посмеяться. Неплохо. Совсем неплохо. Ты начинаешь разбираться в деле, подруга.

Соня сжала кулаки и уставилась на ботинки.

– Нет. Нет, конечно.

Другая зашипела, плюясь ругательствами, которые никто больше не слышал.

– Тогда верни мне свободу.

Она вздернула голову, лунный свет блеснул на зеркалах очков.

– Я ее не отбирала, она всегда с тобой!

– Правда?

Соня открыла рот, чтобы ответить, но вместо этого повернулась спиной к Палмеру и его любовнице.

– Иди.

Голос был напряжен и резок, будто горло передавило гарротой рояльной струны. Слышно было, как Палмер переступил с ноги на ногу, решая, остаться или бежать.

– Соня... – Неуверенность слышалась в его голосе.

– Иди, я сказала! Пока я не передумала.

Палмер схватил Кончу за руку и бросился из развалин в джунгли. Перед тем как скрыться в темноте, он обернулся и последний раз обратился к ней разумом.

(Я тебя действительно любил.)

И исчез.

Соня запрокинула голову и завизжала, как загнанный в угол ягуар. Выкрикивая ругательства, она пинала и разбрасывала древние камни, разбивала фризы с изображением правления царей майя, умерших тысячу лет назад. С воем, от которого горло раздулось, как у бычьей обезьяны, она била плечом в стену, пока кладка не поддалась и не рухнула клубом желтовато-белой пыли.

Соня осталась стоять посреди произведенного ею разрушения, дрожа, как запаленный жеребец, в лицо и одежду въелась пыль веков.

«И я тебя любила», – подумала она.

Но некому было это услышать.

* * *

Вернувшись домой, Соня была слишком усталой, чтобы ненавидеть или хотя бы себя жалеть. Дом был до боли пуст. Лит исчезла, а теперь не стало и Палмера. За несколько дней построенное Соней гнездо для семьи обратилось в гробницу.