Книга Я больше не шучу - Марина Серова

Внезапно он выхватил нож.

Выпад вперед — злоумышленник едва не задел меня. Чего доброго — лицо рассечет!

Мы принялись «танцевать» по комнате. Я — от него, уворачиваясь от клинка и пытаясь нанести точный удар, он — за мной с вполне понятными намерениями. Чертова темнота!.. К сожалению, в темноте мои приемы не могли сразу дать ожидаемого результата.

Наконец получилось. Я достала незнакомца ногой: от резкого удара по бедру он отпрянул назад.

У меня как раз оставалось время, чтобы подбежать к окну, выскочить наружу и, перекатившись через голову, приземлиться на ладони.

Я бросилась прочь, чувствуя лопатками, что убийца не отстает ни на шаг.

Наконец-то Брейк залился своим громогласным лаем.

— Брейк! — Я бросилась к нему навстречу.

Пес почувствовал интонации, в которых звучала просьба о помощи, бросился наперерез киллеру и сомкнул клыки на руке, державшей нож.

Раздался оглушительный выстрел.

Я обернулась. К нам спешил Николай Стольник, в одних брюках и с помповым ружьем в руках.

— Брейк, фу!

Пес отпрыгнул от тела, которое неподвижно лежало посреди двора.

— Черт, неужели наповал? Лида, зажги свет!

Вспыхнула яркая лампа над крыльцом, освещая внутренний двор. Брейк все еще лаял на неподвижно лежащего на земле человека. Подполковник подошел к нему и сдернул с его головы шерстяную маску с прорезями для глаз и рта.

Ба, знакомое лицо!

Я увидела одного из тех парней, которых я заставила уехать с фермы Александры Ивановны. Это был Красавчик с сережкой в мочке левого уха. Его красиво зачесанные прежде волосы растрепались.., когда с головы снимали шерстяной мешок с прорезями.

Глава 16

Стольник нагнулся над телом, в левой части груди которого зияла рана, и попытался нащупать пульс.

— Конец, — констатировал он. — Наповал, твою мать…

— Неплохо стреляете. — Я облизнула губы и пристально посмотрела на подполковника.

— Я охотник, мне только тень покажи.

— Чуть в собаку не попали.

— Да, верно. Даже не подумал про Брейка.

— Странно, что он не лаял с самого начала, когда этот человек только полез во двор.

— У Брейка был приказ — всех впускать и никого не выпускать.

— Разве такое возможно? — искренне удивилась я. — Разве собаки понимают такие команды?

— Они много чего понимают, — проговорил Стольник, ощупывая карманы лежавшего.

— Кто это? — зябко поежившись, спросила подошедшая Лида.

— Не знаю, — ответил мент.

— Он зачем-то залез в комнату, где я спала, — сказала я. — У него был пистолет и вот этот самый нож.

Лида посмотрела мне в лицо.

— Странно получается: вы впервые в нашем доме, и в эту же ночь кто-то пытается вас убить!

Николай Иванович выпрямился:

— Пойду позвоню дежурному…

Через некоторое время приехала милицейская бригада, с которой в основном разбирался хозяин.

Тело увезли, а мне пришлось подписывать протокол, состоящий из двух страниц.

— Маху дал, — сокрушался Стольник. — Если бы живым взять, то могли бы узнать, чего он хотел…

В принципе и так ясно, чего от меня хотели, — укокошить. Ребята, видимо, поняли, что все-таки я не отступила, и приняли решение пришить меня и не наживать новые проблемы.

Однако организация у них неплохая. Сумели проследить мой путь аж до самого Красноармейска и выяснить, где именно я буду ночевать. Профессиональная работа, позавидуешь.

В эту ночь, конечно, никто уже не спал. Мы решили, что я отправляюсь на ферму Александры Ивановны, куда в ближайшее время прибудет сам Николай Иванович, чтобы прояснить обстановку. Вот такие были инструкции. Ничего определенного…

Я еле дождалась шести утра и решила, что пора отправляться в путь. Никто не возражал. Особенно Лида. Она все время как-то странно смотрела на меня, а встретившись взглядом, отводила глаза. Видимо, что-то хотела сказать, но молчала.

Я села в машину и включила двигатель, обратив внимание, что ветровой треугольничек приоткрыт.

Наверное, в спешке я забыла закрыть его.

Вскоре автомобиль был готов отправиться в путь, его дыхание стало ровным, как у спящего котенка.

— Пока! — кивнула я хозяевам и тронулась с места.

Ворота тут же закрылись за мной.

Вскоре я покинула пределы славного города Красноармейска. И в нем не обошлось без приключений, в которых, как обычно, я была главным действующим лицом.

Внезапно мое внимание привлек молодой светловолосый парень с дорожной синей сумкой через плечо, стоящий на обочине и машущий рукой, словно балерина, танцующая лебедя.

Я бросила задумчивый взгляд "на сиденье пассажира, размышляя над тем, взять или не взять с собой попутчика, и обнаружила на сиденье маленький смятый клочок бумаги. Я подобрала его и собралась было выбросить в окно, как вдруг обратила внимание, что свернут он как-то по-особому и не похож на обычный мусор из корзины.

Вопрос о попутчике отпал сам собой. Парень с сожалением проводил меня взглядом и повернулся в сторону потока, отчаянно жестикулируя.

Держа левой рукой руль, правой я развернула комочек, убедившись, что это и в самом деле записка, накарябанная второпях шариковой ручкой.

Содержание ее было таковым:

«Николай Стольник держит своего сына в психиатрической больнице Красноармейска».

Выходит, у Николая Стольника есть сын, которого он спрятал от людских глаз далеко-далеко?

Но зачем мне об этом сообщают? Мне чужие проблемы совсем ни к чему, своих хватает.

Я решила остановиться. Притормозив у обочины, я стала размышлять: к чему греха таить — я была заинтригована. Оказывается, у Николая Стольника есть еще один сын, причем от законной жены Лидии, и его сдали в дурдом. Почему?

Развернувшись, я покатила обратно к городу, проезжая мимо посадок золотистого барбариса. По дороге мне опять повстречался светловолосый парень с синей спортивной сумкой: он все еще маялся на обочине, так как никто не желал брать его с собой в попутчики. Он проводил меня недоуменным взглядом и с тоской взглянул на пустынный горизонт автострады.

* * *

Психиатрическая клиника находилась на самой окраине Красноармейска. Ее окружал бетонный забор, окрашенный в желтовато-бежевый цвет. Желтый цвет успокаивает… Когда-то я слышала, как одна бабулька говорила другой, что, мол, нам всем пора жить в желтых условиях — сидеть в желтых стенах, спать на желтых простынях, есть с желтой посуды, пока мы не свихнулись окончательно…