Книга Женщина и мужчины - Мануэла Гретковска

– И долго ты так собираешься?

– Что?

– Идти бесцельно, ночью…

– Это Яцеку нужна помощь, а не мне! – наконец уловила она покровительственные нотки врача.

– Я знаю парня, который ему поможет, только пусть твой муж придет. – После разговора с Кларой Павел подыскал для Яцека неплохого психотерапевта.

– Нет, не получится, – вынуждена была она отказаться уже в который раз. – Он говорит, что если и придет, то только к тебе.

– Ко мне нельзя, мы слишком близко знакомы.

– Он знает, что нельзя, поэтому так и говорит.

– Ну, раз нет, то не дави на него, не добавляй терзаний.

Павел верил в целебную силу беседы, причем не обязательно беседы с врачом. На протяжении тысячелетий те, кто заслуживал сумасшествия, спасались от него беседами с Богом, с духовником, с женой.

– Так что конкретно происходит?

– …Стена.

Пусть это было и не самое точное определение, но Клара устала от медицинских терминов. Ни один из них не мог описать того, что она чувствовала.

– Что ж, бывает и хуже, – Павел закрыл ноутбук.

– Он тоже не сидит в печали и апатии. Кидается на всех без причины.

– Чему ты удивляешься? С утра приходят какие-то ребята и сворачивают небо в рулон. Ты просыпаешься, и… пусто – нет неба. Кажется, так кто-то характеризовал депрессию.

– Ладно… Но тогда небо исчезает для всех? Или как?… Павел, это психическое заболевание, я не узнаю его!

Клара продолжала идти, и ее ботинки скрипели на морозе.

– Дай ему что-нибудь успокаивающее.

– Кажется, я его сама начну принимать.

Клара не воспринимала таблетки как зернышки, которые надлежит вбрасывать в горло и поливать водой из стакана, и никогда не верила, что из них вырастает здоровье. Такие лекарства были для нее последним из всех возможных средств, и прежде всего потому, что они – яд. И то, что они устраняют симптомы болезни, – лишь побочное действие этого яда.

– Клара, ты же знаешь, как обстоят дела. Выдержишь.

– Да знаю, знаю.

– Самое плохое скоро закончится. Это я тебе обещаю.

– Я получила приглашение в Китай. На месяц.

– Так поезжай.

– Но я обещала себе больше туда не летать… Впрочем, наверное… Как ты полагаешь, могу я его оставить?

– Поезжай. Не бойся.

– А ты не хочешь где-нибудь со мной выпить кофе?… О, прошу прощения, у тебя гость, – расслышала она чье-то покашливание.

Он ведь клялся в любви к одиночеству. Мужчины раздражают его, женщины нагоняют скуку. Жениться? К чему брать психотерапевтическую работу еще и на дом?

– Нет, это не гости, просто я тут кое-чем руковожу.

– Да-а? – Она не совсем поняла, о чем он говорит.

– Предоставляю консультацию плюс психотерапевтический душ. Так, знаешь, по-приятельски, – он захохотал.

– Не слишком ли позднее время?

– Люди странные существа, не правда ли? Ты помнишь красавчика – ну, того, что вертелся около тебя на последнем курсе учебы? Как мы его называли? «Пластик»?

– Нуда…

Она не общалась с Минотавром после разрыва, но знала, что он уехал из страны. Он писал ей из Австрии, из ЮАР. Она выбросила адрес. Несколько раз, сидя в своем кабинете, она отвечала на его телефонные звонки, но, кроме шума спутниковой связи, почти ничего не слышала. Павел после учебы получал докторскую степень в Штатах и не мог знать о ее тайном романе с женатым преподавателем.

– Ты общалась с ним?

– Очень давно.

– Он переехал в Австралию…

Сперва в Австралию уехал ее отец, теперь вот Минотавр… Мужчины, которые некогда были важны для нее, взяли за правило скрываться в другом полушарии.

– А вчера – умер, – закончил Павел.

– Откуда ты знаешь?

– С недавних пор я психотерапевт его врача, понятно, парень предпочел поляка, мы общаемся посредством Skype.[38]Пластический хирург, а собственное здоровье запустил, не уследил. Если бы обнаружили это раньше, у него был бы шанс.

– «Это»? То есть? Что именно? – Клара стояла как вкопанная, хотя на светофоре зажегся зеленый.

– Рак простаты.

– Ясно… А зачем ты мне это говоришь? Хочешь доказать, что лучше уж депрессия, чем… это?

– Я что, похож на проповедника? В нашем районе ко всем пристают свидетели Иеговы: «А вы знаете, что все умрут?» Клара, дорогая моя, – он говорил мягко, словно обращаясь к ребенку, – каждый из нас настолько не похож на других, что люди кажутся нам странными.

– Люди?… – не расслышала она.

– Люди – это такая разновидность животных, – тихо произнес Павел и погладил свою овчарку с повязками на глазах. – Да все будет хорошо! – вдруг бодро воскликнул он. – Яцеку станет лучше, и, возможно, у него больше никогда не будет рецидивов. Говорю тебе так не просто для того, чтобы утешить. По опыту своему говорю.

Вибрирование самолета перед взлетом чем-то напоминало дрожь нетерпения – скорей бы… скорей бы оторваться от этого китайского муравейника. Одиннадцать часов в воздухе, от Пекина до Варшавы, – вот что ждало Клару в рамках зимней акции. Она купила дешевый билет Королевских голландских авиалиний. Стюардессы здесь напоминали девушек из рекламы голландского какао: высокие блондинки в голубых костюмах доярок – строгие и слащавые одновременно.

Клара заняла свое место у окна. Рядом дремал молодой мужчина. Креслом дальше толстый скандинавский турист ворчал по поводу того, что их с женой места оказались по разные стороны прохода. Клара достала блокнот в кожаной обложке, намереваясь привести в порядок свой рабочий календарь, прежде чем они взлетят и все станут готовиться ко сну. Профессор Лин просил ее оставить свободными апрельские выходные после Пасхи – будет конференция в Германии. Лин был великолепным иглотерапевтом, одним из последних в «старой гвардии», кто получил свои навыки еще до культурной революции. Он переехал в Лейпциг – поближе к своим состоятельным пациентам из Берлина и Вены. Красный маркер в руке Клары метался от апрельских выходных к числам, на которые были записаны ее собственные больные.

Каждый день она по телефону говорила с Яцеком. Он все чаще обращался к ней «любимая», «Чонок», хотя в этом было больше усилий доброй воли, нежели искренней нежности. Эмоции давались ему пока с трудом. Уменьшительно-ласкательными словами он в большей степени поддерживал себя самого, стремясь убедить, что снова способен чувствовать. Клара размышляла: остались ли у Яцека воспоминания? Что произойдет, если отрезать себя от прошлого, потерять память? Будет ли она испытывать фантомные боли подобно ампутированным конечностям? Сама она воспринимала прошлое их, в общем-то, удачного супружества как что-то наболевшее, и возвращение в него не внушало ей оптимизма. Быть с Яцеком сегодня, быть вместе – это было ее жизнью, но виделась она ей как нечто болезненное, искалеченное, неполноценное.