Книга Угодья Мальдорора - Евгения Доброва

— Куда?

— В другой вагон.

— Но ведь билет на это место.

— Ну и что. Можно было и постоять где-нибудь. С этим страшно ехать рядом.

— Защелкнут должен быть такой чемодан!

— Может, и был закрыт, а он его открыл, но тогда это уже как воровство. Скорее всего Ленька упростил: «Не лазил я в чемодан, только крышку приподнял…» Да и вообще не верю я в эту историю. Думаю, врет Ленька.

На этом семейные легенды заканчиваются, дальше — исторические факты в популярном изложении, но они не менее захватывающие. Поскольку папа у нас педант, мы движемся в хронологическом порядке. Отправная точка — Средневековье.

— Когда казнили витальеров — так называли пиратов Балтийского моря, за то что снабжали продовольствием осажденный датчанами Стокгольм, — датская королева спросила у главаря о последнем желании. «Помилуйте тех, мимо кого успею пробежать, когда мне отсекут голову». Королева расхохоталась, выслушав этот бред, однако пообещала исполнить последнюю волю.

По уговору, расстояние между смертниками равнялось восьми шагам. Осужденных выстроили в ряд. Главарь опустился на колени перед плахой. Меч просвистел в воздухе. Голова пирата упала на помост, а тело вскочило на ноги и на глазах у королевы промчалось мимо приговоренных. Миновав последнего из них, оно остановилось и рухнуло на землю. Королева сдержала слово и помиловала команду. Штертебеккер его звали, того пирата.

— На штекер похоже.

— Тогда еще слов таких не знали. Это бывает — даже умирая, тело умирает не полностью. Я сам однажды убедился. Принес с рынка живого карпа: аквариумы у них такие там большие, знаешь… Все собирался живую рыбу попробовать и вот наконец купил. При мне его поймали, выпотрошили, отрезали голову и дали в пакете. А я голодный был, решил сразу пожарить. Положил тушку на разделочную доску, только хотел разделать на куски — а он как прыгнет! прямо на меня! и бился у плинтуса минуты три, всю пыль на полу собрал. Я чуть палец тогда не оттяпал. С тех пор живую рыбу не беру.

Вообще, дочь, знай: родина отрезанных голов — революционная Франция. Исторический факт: одна просвещенная дама, Шарлотта Корде, убила кинжалом революционера Марата. Трибунал приговорил ее к гильотине. Когда на глазах у многотысячной толпы палач Самсон поднял за волосы отрубленную голову Шарлотты и влепил ей пощечину, она покраснела от возмущения. Это видели все. Палача даже должности за это лишили, он закон нарушил — наказывать, не унижая. Корде ведь была аристократка.

Следующая остановка — Китай начала двадцатого века. Далекая Поднебесная империя. Восстание китайских боксеров. Я слушаю, затаив дыхание.

— Ну, ты знаешь, никакие они не боксеры, — говорит папа и спохватывается: — В каком ты у меня классе? Вы, наверное, еще не проходили. Так слушай. Не боксеры они никакие, просто эмблема была — сжатый кулак. Повстанцы решили изгнать из Китая всех иноверцев. И русских тоже, да, туда съехалось к тому времени много русских, особенно из Сибири. Наши миссии даже успели обратить в православие часть местного населения. Представь себе: русские начали крестить китайцев, а куда это годится… вот и докрестились.

Боксеры головы всем отсекали, такой был прием. Всех наших дипломатов обезглавили. В Россию только головы потом и привезли. На Пятницком кладбище есть одна такая могила, на надгробии высечено: «Здесь погребена голова инженера Верховского, казненного китайцами-боксерами в Маньчжурии».

— А дальше?

— Союзники послали в Китай войска. Императорский двор бежал, но вскоре принял условия победителей. Война была окончена, боксеров отловили, судили и казнили.

— Наверное, им тоже бошки посносили.

— Кровожадная ты у меня, однако.

Последняя история — про собаку профессора Брюхоненко.

— Помнишь, мы к дяде Жене на проспект Мира в гости ездили? — Папа всегда ее так начинает.

— Помню.

— В его доме раньше жил известный физиолог Брюхоненко, а у него в кабинете — собачья голова. Она даже гостей кусала.

— Она лаяла?

— Нет, лаять она не могла — горла не было. Только пасть разевала. Но моргала, облизывалась, нюхала, фыркала, водила ушами… Он опыты делал по оживлению, про его метод даже фильм американцы сняли, в сороковых годах, специально приезжали. Голова недолго жила, несколько дней, но все равно это было неслыханно, сенсация в науке.

Профессор изобрел специальный аппарат, к которому она крепилась, — искусственные легкие и сердце. На кнопочку нажмешь, и шестеренки вертятся, кровь гоняют, и воздух насосом туда-сюда, вдох-выдох. Изящный такой приборчик, деталей много, все блестит, красота! Потом на базе него создали аппарат искусственного кровообращения, им до сих пор в больницах пользуются. А Брюхоненко наградили Ленинской премией. Посмертно, правда.

На этих словах в комнату заглядывает мама, постукивает по запястью: время! Папа недовольно морщит лоб, поднимает указательный палец — погоди, мол. Мама многозначительно крутит у виска.

— А про габалу я тебе расскажу, когда вырастешь. Сейчас все равно не поймешь, — вставая с раскладушки, заканчивает папа.

— Что такое габала?

— Голова, которую после смерти непременно отрежут. Для магических ритуалов. Все, спи давай.

Поздравительная открытка

В конце шестого класса — из которого благодаря реформе мы перескочили сразу в восьмой — у нас случилось ЧП: отличника Лифшица оставили на второй год. То есть не совсем на второй год, а на переэкзаменовку по алгебре. Математичка Зинаида Захаровна, его негласный покровитель, ушла в декрет, и мы попали в руки крайне нелюбезной дамы с фамилией, похожей на собачью кличку, — Брекс. Брекс Лариса Евгеньевна. Модная прическа «мелкий бес», нос крючком, подбородок на полкулака вперед. Не дай Бог, ночью во сне приснится.

Близился конец третьей, самой ответственной четверти, и новая алгебраиня, отучив нас всего неделю, дала итоговую контрольную. Чтобы сидящие рядом не списывали друг у друга, задание состояло из двух вариантов. Лифшиц быстро решил свой и спросил, можно ли идти.

— Ну иди, спринтёр, — ответила Брекс, — посмотрим, что ты там нарешал.

Когда она раздала тетради после проверки, Сашка не поверил своим глазам. Четыре. Как это возможно? Она что, не понимает, кто я? У меня, победителя районных олимпиад, — четыре? Да я знаю предмет лучше ее самой! Это немыслимо, это оскорбительно. Она не проверяла, просто поставила оценку от балды.

Возмущение Лифчика можно было понять — по итогам контрольной выставлялась оценка за четверть. Он взял ручку и написал на парте девять огромных букв: «Брекс — сука». Потом схватил портфель и выбежал из класса.

На следующий день Лифшица вызвали к директору.

— Нонна Павловна, она сама виновата. У меня все правильно было, можете проверить.