Книга Мой Михаэль - Амос Оз

— Немыслимый счет прислала Электрическая компания.

Я ответила:

— Нынче все дорожает. Вот и молоко подорожало.

Ночью мне снился Данциг.

Я была принцессой. С высокой башни я обозревала город. Толпы моих подданных собрались у подножия башни. Я простерла руки, благословляя их. Мой жест походил на жест бронзовой женщины-статуи, что высилась на здании «Терра Санкта».

Я видела море темных крыш. На юго-востоке небо клубилось тучами над древними кварталами города. Черные облака накатывались с севера. Грядет буря. На склоне четко обозначились тени гигантских портальных кранов. Черные железные конструкции. Они возносились в небо, омытые светом сумерек. Красные светлячки сигнальных лампочек мигали на верхушках кранов. Дневной свет тускнел, становясь серым. Я слышала гудки уходящего в плаванье корабля. С юга докатывался грохот железнодорожных составов, но сами эти составы оставались невидимыми. Я видела парк — хитросплетенье запутанной листвы. Посредине парка — продолговатое озеро. В центре озера — маленький плоский островок. На нем установлена статуя принцессы. Это я. Вода залива — вся в пятнах черного масла, выбрасываемого проплывающими кораблями. А затем зажглись огни уличных фонарей, проложившие по моему городу полосы холодного света. Это холодное сиянье уперлось в кровлю тумана, облаков и дыма, прорвалось в небе над пригородами, словно оранжевый нимб.

С площади доносился гомон возбужденных голосов. Я, принцесса города, стояла на вершине замка и обязана была говорить с народом, собравшимся на площади. Мне надо сказать им, что я прощаю и люблю, только злая болезнь не отпускала меня долгое время. Я не могла говорить. Я все еще больна. Подошел и встал рядом со мной поэт Шауль, которого я назначила министром двора. Он обратился к народу, нашел успокаивающие слова на языке, которого я не понимала. Толпа приветствовала его. Вдруг мне показалось, что среди восторженных кликов слышатся сдавленное недовольство и гнев. Поэт произнес четыре рифмующих слова — лозунг или поговорка на чужом языке, — и по толпе прокатился дружный смех. Завопила женщина. Мальчишка вскарабкался на столб и стал гримасничать. Скрюченный человек выкрикнул ядовитую фразу. Но мощные звуки труб увлекли всех. Поэт набросил мне на плечи теплую мантию. Кончиками пальцев прикоснулась я к его прекрасным седеющим кудрям. Этот поступок вызвал в толпе бурные чувства: нарастающий рокот, превратившийся в рев. Любовь или безудержная ярость.

Самолет проносится в небе над городом. Я приказала ему помигать красными и зелеными огоньками. На секунду показалось, что самолет несется сквозь звезды, увлекая за собой те из них, что послабее. Затем армейское подразделение промаршировало по площади Сион. Мужчины запели вдохновенный гимн в честь принцессы. В карете, запряженной четверкой лошадей, белых, в серых яблоках, провезли меня по всем улицам. Усталой рукой рассыпала я воздушные поцелуи моим согражданам. В Нахалат Иехуда, на улицах Геула, Усышкин, Керен Каемет толпились тысячи моих подданных. У каждого в руках — флажок и цветы. Шла процессия. Я опиралась на руки двух своих телохранителей. То были два офицера, сдержанные, смуглые, вежливые. Я устала. Подданные бросали мне букеты хризантем. Хризантемы — это мои любимые цветы. Был праздник. Возле здания «Терра Санкта» Михаэль предложил свою руку, помогая выйти из кареты. Как всегда, он был спокоен и сосредоточен. Принцесса знала, что наступило время принятия решений. Чувствовала, что она обязана быть царственной. Появился низенький библиотекарь в черной шапочке на макушке. Движения его исполнены покорности. Он оказался Иехезкиэлем, отцом Михаэля. «Ваше высочество, — церемонимейстер отвесил нижайший поклон, — Ваше высочество, соизвольте в неизреченной милости…» За его покорностью мне чудилась некая неясная насмешка. Я не любила сухой смешок старой Сарры Зельдин. У нее нет никакого права стоять в пролете лестницы и насмехаться надо мной. Я была в подвале библиотеки. Во мраке обозначились тонкие женские фигуры. Худые женщины, разбросав колени, разлеглись в узких проходах между книжными полками. Плесень покрывала пол. Худые женщины походили одна на другую своими крашеными волосами, смелыми декольте платьев. Ни одна из них не улыбнулась мне, не выказала никакого уважения. Окаменевшая боль сковала их уста. Были они грубы. Они касались меня и не касались эти женщины, ненавидевшие меня. Острые их пальцы не предвещали добра. Это были портовые проститутки. Они громко стонали. Отрыгивали. Были пьяны. Гнусный запах источала их плоть. «Я — принцесса Данцига!» — хотела я закричать, но голос покинул меня. Я была одной из этих женщин. Во мне вспыхнула мысль: «Все они — принцессы Данцига». Я вспомнила, что я должна нынче срочно принять делегацию граждан и купцов по вопросу выдачи привилегий. Я совсем не знаю, что это за привилегии Я устала. Я — одна из этих жестких женщин. Из тумана, с далеких судоверфей, донесся вой корабельной сирены будто резня происходила в порту. Я была заключенной, я принадлежала этому библиотечному подвалу. Я выдана толпе этих безобразных женщин, распростертых на полу покрытом плесенью.

Я не забыла о существовании английского эсминца под названием «Дракон»: этот корабль меня знает, он сумеет распознать меня среди всех, и он придет, чтобы спасти мою жизнь. Но только в новый ледниковый период вернется море к вольному городу. А до той поры недостижим «Дракон», далекий эсминец, дни и ночи несущий патрульную службу в Мозамбикском заливе. Ни один корабль не может прибыть в город, который давно упразднен. Я пропала.

XXIV

Мой муж Михаэль Гонен посвятил мне свою первую статью, опубликованную в научном журнале. Название статьи «Процессы эрозии в оврагах пустыни Паран». Эту тему взял Михаэль и для своей докторской диссертации. Посвящение было напечатано под заглавием статьи особым светлым шрифтом:

«Хане, жене, человеку большой души, посвящает автор эту работу».

Я прочитала статью, поздравила Михаэля с отличной работой: мне нравится, что он редко употребляет прилательные, ограничиваясь существительными и глаголами. Мне также нравится, что Михаэль избегает длинных фраз: каждая мысль сформулирована в нескольких предложениях, четких, сжатых. Я восхищаюсь его стилем, сухим и деловитым.

Михаэль ухватился за слово «сухой». Подобно всем людям, далеким от литературы, он пользовался словами как пользуются водой или воздухом, и поэтому Михаэль ошибался, полагая, что я подразумеваю нечто плохое. Жаль, так сказал он, что он не умеет сочинять стихи и не может посвятить мне стихотворение — вместо этого сухого исследования. Человек делает то, что он способен делать. Он сознает, что это — банальная фраза.

Неужели Михаэль полагает, что я не исполнена благодарности за его посвящение, что я не восхищаюсь его работой?

Нет, он вовсе не имеет намерения осуждать меня: его работа адресована специалистам — геологам и ученым, работающим в смежных областях. Геология — это не история. Можно, безусловно, быть образованным человеком не зная даже основ геологии.

Эти слова Михаэля причинили мне боль, потому я хотела быть сопричастной его радости по случаю первой научной публикации, но, сама того не заметив, обидела его.