Книга Парень с соседней могилы - Катарина Масетти

В этом году у меня не было ни малейшего настроя украшать дом к Рождеству. Угрюмо сидя за кухонным столом, я только оглядывал творившийся вокруг разор.

Мамашу он бы привел в ужас. Дом постепенно приходил в запустение, в нем уже пахло заброшенным хутором… если не ночлежкой. Я, конечно, заменил водосточные трубы и покрасил террасу, но не представлял себе, с какой стороны взяться за наведение уюта внутри. О том, чтобы украшать к празднику собственную комнату, не хотелось и думать. Чистоту я еще кое-как навел, а крахмалить салфеточки и развешивать кругом подзоры с рождественскими гномами, как это делала каждый год мать… нет уж, увольте.

Материны старички друзья подарили мне два худосочных розовых гиацинта в пластмассовой корзине и огромную коробку шоколадных конфет «Аладдин» (кроме всего прочего, потому что я скосил летом траву на их делянке). А еще я купил на распродаже фирменных красных свечей, отыскал дома несколько подсвечников и расставил везде горящие свечи. Теперь можно было не смотреть на окружающий бардак. Телевизор я перетащил из залы в кухню, и стоило мне прийти домой, как я врубал его на полную мощность, особо не прислушиваясь к праздничному гвалту, доносившемуся из того утла.

За два дня до Сочельника, часов в десять вечера, позвонила Креветка.

— Это я. Можно мне на Рождество к тебе? — спросила она.

— Ясный перец, можно! — сказал я и на другой же день съездил за ней в город.

37

Мы с тобой дружок как два косматых мишки

забираемся каждый в свою берлогу и грезим о лете

Забыв про людской гул и мрачные громады домов

мечтаем о тихих лесах и белых летних ночах

Снаружи колючий ветер и с каждым днем густеет

тьма —

иди ко мне ложись рядом и грейся!

Снаружи бродит охотник вдали подвывает лиса

Дай я зароюсь носом в твой теплый жесткий мех!

Меня пригласила на Сочельник Мэрта с Ненаглядным. Ненаглядного, как уже сказано, зовут Робертом. Мэрта называет его Робертино, Бобби или «этот проклятый Боббан-Таракан» — в зависимости от того, как она к нему относится в данный момент и какой фортель он выкинул в последний раз. Сорокапятилетний Роберт зачесывает свои темные волосы так, чтобы прикрыть плешь, и перед его чарами, похоже, не устоит даже витринный манекен. Более того, Роберт всегда готов испробовать их на мне.

Несколько моих сотрудниц — все незамужние, разведенные или матери-одиночки — договорились в складчину снять загородную усадьбу и отпраздновать Рождество там. Я, кстати, тоже ратовала за такой вариант, поскольку меня не привлекала перспектива иметь дело с облившимся глинтвейна Робертино.

Я отправилась по магазинам, чтобы купить коллегам и их детям какие-нибудь мелочи на Рождество.

Вернулась я, однако, с пакетом подарков для Бенни. Целый вечер разбирая покупки, я только под конец сообразила, что на самом деле все они предназначены ему. Сколько я ни уговаривала себя, что запасала подарки для детей и Всей Честной Компании, в голове свербело одно: как бы они понравились Бенни? Тогда я перестала артачиться и позвонила ему спросить, можно ли отпраздновать Рождество у него. Он мгновенно согласился (как мне кажется, удивив этим нас обоих). Я повесила трубку и разревелась, видя перед собой распахнутую во мрак дверь вагона.

На другой день Бенни заехал за мной и мы, потолкавшись в «Домусе», неплохо поддержали торговлю. Мэрта дала мне свою видавшую виды «Поваренную книгу для принцесс», и я закупила продукты, чтобы приготовить по рецептам оттуда «Леденцы из патоки (способ первый)», «Хворост», «Фальшивого гуся из свиных ребер с начинкой» и «Селедку по-русски». У меня было задумано еще несколько блюд, но от них пришлось отказаться, поскольку я не нашла в продуктовом отделе кальцинированной соды, сусла и цельного молока. Бенни жаждал получить «Студень», но необходимой для него свиной головы опять-таки не обнаружилось, так что он переключился на поиски ингредиентов для «Ливерного пудинга», утверждая, что запросто приготовит также «Душу теленка (из легких и сердца)». Пока я рыскала по полкам с экзотическими пряностями и соусами в надежде все-таки найти соду. Бенни ненадолго исчез и объявился с пакетом, раскрыть содержимое которого отказался. Затем мы поехали в Рябиновую усадьбу.

Там мы зажгли на кухне все лампы, обвязали животы и головы полотенцами, раскрыли «Поваренную книгу для принцесс», подперли ее телевизором и принялись за стряпню.

«Леденцы из патоки» получились у нас запросто. Правда, мы забыли купить для них формочки, но Бенни взялся сделать их из пергамента согласно описанию в книге. Мы разлили ароматную массу по неказистым творениям его рук и остались очень довольны собой. С хворостом дела пошли хуже.

— Если тесто слишком долго месить, хворост будет лопаться! — строго сказал Бенни и поставил таймер на две минуты.

С разрезанием на полоски мы кое-как справились, но когда настала пора перекручивать их, вставлять конец в разрез и еще завязывать узлом, тут ничего хорошего не получалось.

— Подайте мне принцессу, и я вмиг скручу ее и завяжу каким угодно узлом! — ревел Бенни.

Я между тем перешла к сражению с «Фальшивым гусем» и стала жаловаться на отвратительное качество Суровых Ниток и Шпиговальных Игл. Говоря честно, мы все больше мухлевали с приготовлением еды, потому что безостановочно накачивались глинтвейном. Кроме того, у нас возник жаркий спор о том, что тут фальшивое: бедные свиные ребра, вовсе не претендовавшие называться гусем, или бедный гусь, опять-таки не претендовавший на упоминание в данном контексте. Я отстаивала права ребер, Бенни — права гуся.

«Селедка по-русски» получилась очень красивая. Она напоминала ранние работы Ники де Сен-Фаль[19], которая подмешивала в гипс краску и получала произведение искусства, расстреливая его из ружья.

Затем мне пришлось волочь Бенни наверх и укладывать спать. Как же он надрался! Я, правда, тоже была хороша, чем, вероятно, портила свой имидж образцовой домашней хозяйки. На лестнице Бенни упал и малость поскулил сквозь сон, но опять благополучно задрых. Я рухнула в постель рядом с ним, обведя серьезным пьяным взглядом цветастые обои и даже проникшись сентиментальной нежностью к напоминавшим бальное платье занавесям.

Почему бы нам не продолжать в том же духе? Можно ведь жить каждому на своей звезде, оставаясь хорошими друзьями и весело проводя время, когда тебя начинает доставать одиночество… Разве нет?

38

Утром Сочельника я выбрался на скотный двор, постаравшись не разбудить Креветку. В хлеву я спел коровам осанну, вернее, третий голос из нее — единственное, что я умею, и умею неплохо.