Книга Пепел и песок - Алексей Беляков

— Хорошо, я поняла, что не за пивом. Но как такое можно рассказывать на всю страну?

— Не знаю. А что за актриса?

— Какая разница? Вы их различаете, что ли? Актрис в стране должно быть не больше шести. В крайнем случае — семь. Тогда и мужья никуда не пойдут и кино будет совсем другое.

Бух, который вытянул свои бледные ноги неподалеку, посреди зала, с томом Ключевского в руках, провозглашает строгим шепотом:

— Простите, вы не могли бы потише говорить?

После этого он удивленно кивает мне, рассматривает меня несколько секунд, как вяленую кильку в Третьяковской галерее, и опять читает. Заметно, что не сразу может постичь ключевские фразы: поражен моей сутулой фигуркой в читальном зале.

Старушка поднимается — по-кукольному легко — ишепчет, сложив ладошки ромбом у губ в сиреневой помаде:

— А где ваш формуляр?

— Что это?

— Вы первый раз в библиотеке?

— Честно говоря — да.

— Вот я и вижу, что вас не помню. А помню я всех. Это меня уже никто не помнит. Разве что ваша бабушка. Вон там картотека, найдите вашу книгу, заполните формуляр… Муж от нее ушел! Нашла о чем рассказать! Ой, сейчас этот баскетболист опять будет браниться. Идите к картотеке, вон там она.

Скорблю у деревянного колумбария. Так, буква «Ш». Выдвигаю длинный гробик с карточками.

Если на таких карточках написать историю, а потом их все перемешать и читать в том порядке, какой выпал счастливому игроку? Можно ли будет ощутить сюжет?

Оборачиваюсь к старушке с брошью. Таясь за книжными стопками, она достает из ящика стола маленькую бутылку водки и наливает в голубую чашку. Бутылку проворно прячет обратно, вздыхает и делает глоток — почти не касаясь фарфора губами. С чувством окрепшего достоинства оглядывается, замечает мой телескоп. Подвигает одну из стопок так, чтобы скрыться за ней, уйти от погони.

Пропала старушка.

Не бывает, добрый Бенки, лишнего человека в сценарии. Никто не может пролезть на участок садовника-драматурга из простого честолюбия: «Позвольте я пару реплик тут оброню? И сразу уйду!» Пускать даже самую мелкую тварь на территорию можно только по спецпропускам, где обозначена цель визита. «Заставить героя вспомнить друга детства», «Произнести фразу, которая станет названием фильма», «Добавить комизма в драматической сцене, а то к этой минуте все немного заскучают». И старушка не зря подливала водки в огонь. Ты, Бенки, ее еще увидишь.

— Ты что ищешь?

Рядом уже стоит Хташа, улыбается, держит в руке веером четыре формуляра, Настигла, мымра, застукала.

— Я? Ничего особенного.

— Помочь?

Да, пусть поможет эта зубастая, пусть сыграет для меня хоть мелкую роль, одну за четыре года бездарных репетиций.

— Мне нужен Шильдер.

— Неужели? А что именно — «История Павла Первого», «История Александра Первого», «История Николая Первого»?

— Ты все их читала, что ли?

— Все. Я же учусь на истфаке.

— Мне нужна история Александра.

— Похвально. Хотя он был у нас на втором курсе, если ты помнишь.

Быстрый кадр: Карамзин на диване фон Люгнера умиротворенно раскрашивает густой красной гуашью книгу в темно-зеленой обложке. Входит папа, Карамзин-старший, задев лампочку непокорной головой. В руках у него дрожит полиэтиленовый пакет с надписью «Компьютеры, Ксероксы, Факсы. Фирма „Бонапарт“. Улица Кутузова, 18/12».

— Так и знал, что ты тут. Ты что делаешь, сыночка?

— Книжка про алые паруса, а сама цвета зеленого. Явсе исправляю.

— Какой ты молодец! А я тебе принес исторические книжки…

Хташа перебивает доброго папу:

— Но тебе их не выдадут. Они только в профессорском зале. Это дореволюционное издание. А тебе срочно?

— Да, очень. Но у Карамзина они были…

— У кого?

Папа Карамзина разворачивает пакет, преодолевая вагонный тремер в руках, достает четыре благословенных тома.

— Вот, смотри! Это история царя…

— Спасибо, папка! — смеется жадный Карамзин. — Давай все четыре. Прочитаю, узнаю, чем дело кончилось. А не понравится, сам все исправлю.

— Ага, а я пока прилягу. — папа сладострастно разминается на диване фон Люгнера. — Как же тут хорошо, тихо, как в склепе. А у меня в ушах все поезд гремит. Вроде привык, а гремит.

Карамзин берет первый том Шильдера и оставляет пальцем отпечаток алой гуаши прямо на первой букве имени императора Александра.

— У меня дома есть Шильдер. Пойдем, я тебе дам. Ты как будто решил взяться за ум. — Хташа снова показывает в улыбке зубы, пособие по занимательной стоматологии.

Я не стану объяснять Хташе, что умнику нужна эта книга для порнографического сценария: Мир Мирычу очень понравилась моя идея.

У императора Александра был долгий роман с княгиней Марией Нарышкиной. О нем знал весь двор, все гвардейские полки, все львы и сфинксы на набережных Петербурга. И Елизавета Алексеевна, Lise, печальная императрица. И муж, балбес обер-егермейстер Нарышкин.

Пусть встретятся Мария и Александр в покоях Зимнего, при свете софитов, пусть кувыркаются на ампирном ложе, бросая в поту реплики о судьбах России. «Теперь на колени, да вот так… теперь поднимись с колен! теперь о крестьянском вопросе, ноги выше… а теперь о конституции для Польши… ты сама ведь полячка… глубже, глубже надо постичь вашу натуру…»

А зритель посмотрит, упираясь своим скипетром в экран. Значится, так и запишем.

Да, гнусность, Бенки. Но тысяча долларов на паркете Зимнего не валяется. Куплю малиновый пиджак, и рыжая Румина порозовеет от восторга.

Может, даже хромать перестану. Подрасту наконец.

Чем я не историк?

— Я живу совсем близко, — Хташа показывает формулярами за окно. — Пойдем? Я заказ оставлю на завтра, все равно уже устала.

— Пойдем.

— Ты же голодный наверняка?

— Бух меня кормит.

— Да, я знаю, он тебе и книги приносит из библиотеки. Вон он сидит, к экзамену готовится. Сейчас ему точно не до еды.

Бух поднимает голову:

— Могли бы потише, а?

Хташа отдает формуляры старушке с брошью. Та принимает их осторожно, медленно, как осенние листья, и подмигивает мне:

— Вы так и не будете ничего заказывать?

— Нет, спасибо.

— Как славно! Совет да любовь.

Выходим из читального зала, я пропускаю Хташу вперед, смотрю на ее задок в тощих джинсах. И горький настой подорожника заполняет мои артерии. Зачем я иду за ней? Какой тут сюжет? Взять холодный формуляр и тут же сдать его первому попавшемуся на улице маньяку-библиотекарю. Забирай вместе с этой мымрой и всеми ее тридцатью тремя зубами!