Книга Если столкнешься с собой... - Юрий Вяземский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть ли не каждую неделю они вместе ходили на концерты в консерваторию, в зал Чайковского, в Гнесинский. Раньше Кирилл не любил слушать музыку, ходил в консерваторию лишь изредка, как бы повинуясь культурно-бытовой традиции. На концертах всегда скучал, особенно во втором отделении, ненавидел ту часть публики, которая кричала «бис» и хлопала в ладоши по окончании объявленной программы, а выходя из зала, испытывал удовлетворение человека, который только что покончил с тягостным, но необходимым делом.
Зоя Николаевна научила его любить и понимать музыку. Она не посвящала его в тайны гармонии, как это до нее пытались делать другие, желавшие приобщить Кирилла к классической музыке; во время исполнения не шептала ему на ухо названия составных частей сонатного аллегро; не заставляла, слушая Четвертую симфонию Чайковского, представлять себе красоты русской природы, а на Седьмой Шостаковича воображать марширующие фашистские полчища. Она просто водила его с собой на концерты, а после поила чаем с вареньем и сухарями у себя дома и рассказывала бог весть о чем: о парижских консьержках, об исследователях и переводчиках Байрона, о своей знакомой Марии Васильевне, которая перенесла оккупацию и всех немецких унтеров, с которыми ей приходилось сталкиваться, величала не иначе как генералами. И конечно же о музыке, о том, как она понимает того или иного композитора, как музыка спасала ее, Зою Николаевну, в самые трудные минуты ее жизни, о великих музыкантах и композиторах, их триумфах, их бедствиях.
Однокурсники Кирилла звали его на вечеринки, на дни рождения знакомых, друзей и подруг знакомых и удивлялись его частым отказам. «Старик, – убеждали они, – ты обкрадываешь себя. Студенческая пора – это же самый прекрасный и романтический период в жизни. Песни под гитару, кружка доброго вина, мимолетные романы, нежный шепот и жаркие губы на прощание в гулком подъезде. А ты вместо всей этой поэзии таскаешься с шестидесятилетней старушенцией по различным местам общественного пользования. Несерьезно! Если уж ты действительно не можешь жить без своих музыкально-литературных вечеров, или как там они у вас называются, то пригласи на них какую-нибудь симпатичную девчушку».
Однажды Кирилл последовал такому совету и пригласил свою довольно симпатичную однокурсницу, к которой был неравнодушен, на концерт органной музыки в Большой зал. Уже в первом отделении он понял, что совершил ошибку, а во втором отделении искренне возненавидел свою спутницу. За то, что она шуршала оберткой от конфет во время исполнения; за ее глубокомысленное выражение лица, за которым слишком уж заметно пряталась скука и желание поскорее выбраться из концертного зала и предаться менее классическим развлечениям. За все то, что она наговорила Кириллу в антракте, затеяв с ним беседовать на музыкальные темы. «Я так люблю Бахха», – восторженно вздыхала она, а Кирилл думал, морщась от досады: «Да разве ты можешь любить Баха, дурища ты эдакая! Что ты в нем понимаешь, кривляка курносая!»
Да, Зоя Николаевна была необходима Кириллу. Он тогда писал один за другим рассказы, носил их в «Юность», в «Молодую гвардию», в «Смену», куда большинство пишущих юношей и студентов носили свои опусы и где, как правило, очень редко печатали юношей и студентов. Было время, он даже всерьез раздумывал над тем, чтобы уйти с исторического факультета, куда поступил сразу после школы, и, отслужив в армии, поступать в Литературный институт. Но Зоя Николаевна вовремя его остановила, заметив, что знание истории, насколько ей известно, еще никогда не мешало писателю и что писателем можно стать и без Литературного института, и даже, пожалуй, намного лучше – без Литературного института.
Из университета Кирилл не ушел, но рассказы продолжал писать и всякий раз знакомил с ними Зою Николаевну. Та внимательно и охотно читала, вернее, чаще просила, чтобы сам Кирилл читал ей свои рассказы. «Ты очень хорошо читаешь», – объясняла она. Рассказы ей нравились, то есть она говорила, что они ей нравятся, после чего всегда заводила речь о литературе вообще, о Пушкине, Достоевском, Чехове, Куприне. Причем переходы эти казались абсолютно естественными и не обижали Кирилла. Напротив, ему льстило, что Зоя Николаевна как бы проводила параллель между ним, Кириллом, и великими литераторами.
Замечаний по рассказам Кирилла Зоя Николаевна почти не делала, а если и критиковала, то не сами рассказы, а образ жизни Кирилла. «Ты чересчур торопишься, – любила повторять она. – Понимаешь, писатель, как никто другой, должен избегать спешки, суеты. Как у Пушкина, помнишь?.. Тебе надо чаще бродить по лесу, сидеть у ручья, смотреть на то, как течет вода, и думать. Чтобы оставались на свете только ручей и ты… Мне кажется, у тебя пока еще нет своего ручья. Понимаешь?.. А все потому, что всегда спешишь, перешагиваешь через ручей и одновременно через самое интересное и важное в себе и своей жизни, о чем и надо писать… А рассказ мне понравился. Словарь у тебя стал богаче… Знаешь, когда у Паустовского спросили…»
«Ты меня прости, Кирилл, но, честно говоря, я никогда не верила в тебя как будущего писателя».
Зоя Николаевна призналась ему в этом многим позже, когда Кирилл уже кончил университет, проработал два года младшим научным сотрудником в научно-исследовательском институте и вдруг неожиданно для себя и для всех поступил в театральное училище. Кирилл тогда был в трудном положении, ибо ему предстояло решить: либо бросить все – работу, заочную аспирантуру – и идти учиться на актера, либо отнестись к своему поступлению как любопытному эпизоду в собственной биографии, о котором потом можно будет эффектно вспомнить в компаниях, за бокалом вина или рюмкой водки. Поступил-то, в сущности, совершенно случайно, поспорив с Димой Стрельчиком, что дойдет до третьего тура. И выиграл пари! Но зачем-то пошел на третий тур и вдруг, к ужасу своему, понял, что шутки кончились, что все оказалось куда серьезнее, чем он мог предположить, что теперь ему предстоит решать, как жить дальше, и что потом он уже никогда не простит себе, если сейчас примет неверное решение.
Ленка – Кирилл женился на ней три года назад – была в панике. Мама в это время сопровождала Светочку – младшую сестру Кирилла – в гастрольной поездке по Средней Азии. Да и чем могла она помочь Кириллу: вспомнить о том, что в детстве Кирилл со Светочкой были удивительно артистичными и музыкальными детьми, что их танцевальность отмечал даже народный артист балета (сосед по даче), а потом с упоением рассказывать о том, как в последний раз Светочка играла Шопена и как было много цветов и оваций?
Друзья Кирилла отказывались воспринимать всерьез его сомнения. «Нет, старик, – шутили они, когда Кирилл обращался к ним за советом, – ты сначала защити кандидатскую, потом быстренько сделай докторскую, стань профессором, а потом иди поступать куда угодно: хоть в артисты, хоть в космонавты… Да брось ты, ей-богу! Не смеши людей!»
Кириллу же было совсем не до смеха, и он отправился к Зое Николаевне, будучи твердо уверен в том, что Зоя Николаевна также посоветует ему сначала защитить кандидатскую.
Зоя Николаевна внимательно выслушала рассказ Кирилла о его хождениях по театральным турам и вдруг весело рассмеялась.
– Ну вот и вы надо мной смеетесь. Все надо мной смеются, – растерянно улыбнулся Кирилл.