Книга Чувство вины - Александр Снегирев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ужасно выгляжу!
– Может, тебе не ходить?
– А что мне дома торчать все время?! Хочешь, чтобы я девять месяцев дома просидела, пока ты будешь веселиться?!
Курица внимательно посмотрел на пол. Оттуда, с полированных каменных плит улыбался дог с фотоаппаратом.
Он больше не торопил ее и даже не заметил, как она, поменяв три платья, оказалась вместе с ним на улице.
– Я пойду с мокрыми волосами! – жертвенно заявила блондинка.
– Заболеешь, – отрешенно сказал Курица.
– Ты же меня торопишь!
Дома придавили газоны, водопроводные трубы прошили. Трубы выпущены перед домами красными и синими петлями. На петлях узелки-вентили. Фонарные столбы пришпилили асфальт. Чтобы, когда налетит ураган, не сорвало декорации и земной шар не остался голым и убогим, как картофелина.
Улицу затапливало. Сильный прилив. Вода поднималась из сточных отверстий, образовав на тротуарах и проезжей части порядочную акваторию.
– Я перенесу тебя, – предложил Курица.
– Не надо, надорвешься.
Курица поднял ее на руки и пошлепал вброд в своих вьетнамках.
– Голова кружится, давай я сама пойду.
– Еще чуть-чуть, тут вода, – Курица не выпускал блондинку.
«Голова кружится? Потерпишь! Смотри, как я тебя несу на руках. Как невесту». Он нарочно держал спину очень прямо, чтобы показать и ей и прохожим, что ноша совсем не тяготит.
– Тебе хорошо? – спросил он ее.
– Меня тошнит, но мне хорошо.
Одной рукой она обнимала его шею, другой касалась груди. Запах ее волос окутывал и дурманил. Он почувствовал к ней такую нежность, что захотелось превратиться в этот запах.
Навстречу шел видный парень. Он улыбнулся им.
– Видел, как он на меня посмотрел! – обрадовалась блондинка, забыв о дурноте.
Она не знала зачем жить, если не нравишься мужчинам, если не чувствуешь их любовь. Курице захотелось бросить ее на тротуар, в воду. Шмякнуть об асфальт. Лужа кончилась, но Курица продолжал нести.
– Ну хватит, поставь меня.
Курица не слышал.
– Меня укачивает!
Она ударила Курицу кулачком в грудь, только тогда он очнулся. Блондинка недовольно соскочила с его рук.
«Если пройду до той плиты за два шага, то скоро все позабуду… Как мерзко выглядят корешки пальм у самой земли… Сотни переплетающихся корешков лезут из-под кожицы-коры словно черви… Если светофор загорится через десять секунд, то мне показалось… Раз, два… загорелся…»
– Почему мы не взяли такси? – спросила блондинка. – Пока дойдем до остановки, изжаримся.
Он не взял такси, чтобы не разговаривать с водителем. Не объяснять, куда ехать. Тут всего три остановки. Зачем такси? Кто ее просил увязываться за ним? Пусть теперь шкандыбает!
Ее каблуки стучали по бетонным, кое-где вывороченным корнями узловатых деревьев плитам тротуара. Вдруг она взмахнула руками и сделала два неловких шага. Вспышка бешенства озарила сердце Курицы. Захотелось толкнуть ее, поддать ей хорошенько, чтобы кувырком полетела.
Он поймал блондинку за талию и, когда ему показалось, что опасность миновала, отпустил. И тут она упала.
Сморщившись, опершись на его руку, она поднялась на ноги. На колене розовела небольшая ссадина.
– Больно? – участливо спросил Курица и погладил ее по заду. Почему по заду? Под руку попался. Не по ушибленному же колену гладить.
– Убери руки… пожалуйста…
Обжегшись ее ненавистью, Курица отнял руку.
– Всё твоя спешка, – процедила блондинка.
– Хочешь, вызову сюда такси, поедешь домой?
– Не хочу домой!
– Но если у тебя нога болит…
– Не болит у меня нога! Сначала вытащил меня из дома, а теперь заставляешь возвращаться?! Наказываешь меня, да?!
Тут она перекосилась вся и разрыдалась. Курица остановился. Он так возненавидел ее в тот момент, что боялся идти с ней рядом.
– Что ты стоишь?! Пойдем, а то в ресторан свой опоздаешь! Не прославишься! – выла блондинка, всхлипывая.
Проходящий мимо толстяк посмотрел на них, а потом еще обернулся несколько раз. Из окна домика напротив выглянула квадратная мексиканская тетка. Блондинка будто специально рыдала все громче и громче.
В автобусе напротив них устроился черномазый балбес. Шорты, майка, мускулы, кроссовки. Ноги вытянул.
Блондинка ногу на ногу положила. Мысок ее босоножки и кроссовка черномазого покачивались в сантиметре друг от друга. Курица смотрел на ее ноги, на свежий педикюр, на его здоровенные «рибок», и стало ему казаться, что ноги эти, белая и черная, друг к другу тянутся. Весь мир превратился для Курицы в это крошечное, размером со злополучную картинку, мелькающее расстояние. «Вот, сейчас. Сейчас коснется».
Но они всё не касались. И ног не отводили, и не касались. Будто нравилось им так балансировать на грани. Скорее бы уж стукнулись, тогда черномазый убрал бы свою, блондинка бы смутилась и свою отодвинула. Но нет, не стукаются. Решили его, Курицу, довести.
– Давайте уже! Чего мнетесь?! – крикнул Курица черномазому.
И совершил нечто невообразимое: схватил парня за щиколотку, блондинкину ногу схватил и стал ими тыкать друг в друга. Черномазый даже съехал с сиденья совсем не мужественно, блондинка завизжала. Курица соединял их ноги, будто порванный электрический провод, подвесной мост, оборвавшийся прямо под ним. Веревки рвутся, и его сейчас тоже разорвет. Курица не чувствовал, как черномазый лупил его свободной ногой, как блондинка расцепляла его пальцы. Он только приговаривал: «Давай, не стесняйся», и сжимал две щиколотки тисками рук.
Обошлось без полиции. Курица никому вреда не причинил, зато сам получил несколько хороших ударов. Голова гудела, правое ухо, сохранившее отпечаток подошвы с частью слова Reebok, горело, и бешеная радость жгла изнутри. Курица ожил, будто барахлящий телевизор, по которому стукнешь – и работает.
– Я видел фотографию, – сказал Курица, когда они остались одни на пустой остановке.
– Какую фотографию? – вильнула блондинка, стараясь перегруппироваться.
– Твоя почта была открыта прямо на его письме. Там была фотография.
Блондинка вся стала камнем.
– Я специально это подстроила.
– Что?
– У тебя слишком комфортная жизнь. Я тебя изнежила. Из-за этого у тебя кризис. Тебе не хватает стресса, трагедии, как у настоящего художника, как у Модильяни, у Ван Гога.
Курица пошел в сторону. Захотел предупредить, что не придет на встречу по поводу развески своих картин, но не смог – забыл мобильник в квартире.