Книга Нерассказанная история - Моника Али

– Спасибо вам, – громко сказала она. Концерт был прекрасной идеей, но больше всего она была благодарна за то, что их жизнь продолжалась.

Руфус поставил передние лапы ей на колено, и она положила ладонь на его бок, ощущая, как быстро вздымается его грудная клетка. Подняла его и зарылась лицом в густую шерсть.

Услышав стук двери, она закрыла журналы, бросила в стопку и пошла на кухню. И смотрела, как Карсон режет пиццу и раскладывает по тарелкам.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он.

– И о чем же?

– Думаешь, как тебе повезло иметь на побегушках такого красивого пижона. Угадал?

– Что-то в этом роде, – хихикнула Лидия.

Она поймала себя на мысли, что Лоуренс не одобрил бы всего этого. Она его подводит.

– Я думала о том, что жизнь хороша. Все спокойно, ничто не раскачивает лодку. Хотелось, чтобы и впредь так оставалось.

Карсон повернулся к ней:

– В свое время ты, видать, немало пораскачивала лодку, верно? Но теперь все в прошлом, и тебе осталось только кресло-качалка.

– Смотри, ты на достаточно близком расстоянии, чтобы получить пинок!

– Или поцелуй.

– Пицца остынет, – напомнила Лидия.

– Я ее разогрею. Сейчас у меня на уме кое-что поинтереснее.

Позже они смотрели по телевизору ловко сляпанный детектив, скользивший по сознанию, как пинта полурастаявшего мороженого – по горлу. Когда фильм закончился, Карсон ушел в кабинет и принес конверт.

– Посмотри, это последний снимок Авы. И отпечаток ее ручки.

Лидия открыла конверт:

– Сколько ей здесь? Три? Четыре?

– Три с половиной.

– Чудесная девочка. И эти хорошенькие маленькие зубки!

– Раньше я так расстраивался из-за того, что Сара не хочет присылать мне письма или фото. Хотя бы раз в год. Но я отказался от родительских прав, и она ни разу не дала о себе знать.

– Тяжело, должно быть…

– Может, она и права. Может, так лучше. Сразу все оборвать. Должно быть, видеть издалека, как она растет, было бы труднее.

– Не знаю, – покачала головой Лидия. – Ничего об этом не знаю. По крайней мере тебе известно, что с ней все хорошо.

– Она могла бы найти меня, если бы хотела. То есть Ава, конечно. Ей уже двадцать пять. Взрослая совсем. Но если бы по-настоящему захотела, могла бы меня разыскать.

– О, Карсон, да она, наверное, совсем о тебе не знает! Или думает, что не нужна тебе. Это все только запутало бы. Другое дело, если бы ты все эти годы общался с ее матерью.

Он сел рядом с ней и обнял за плечи. Она сунула два пальца между пуговицами его рубашки.

– Сара переехала, – пояснил он. – Мои письма вернулись. Телефон оказался отключен. Я думал пошарить в Интернете, но посчитал, что это должен быть выбор Авы. Ее решение.

– Уверена, что Ава выросла хорошим человеком.

Карсон свободной рукой сжал ее подбородок и притянул лицо совсем близко. Но, не сказав ни слова, тут же отпустил. Взял фотографию и отпечаток руки и положил в конверт.

– А ты доверилась бы мне? При необходимости? Больше я ни о чем тебя не буду спрашивать.

Жар, возникший в ее груди, стал распространяться по телу. В кончиках пальцев закололо.

– Да, – выговорила она наконец. – Доверилась бы.

Наутро она вышла из двери дома Карсона, одетая во вчерашние джинсы и футболку, и на секунду остановилась на крыльце. Руфус поспешно взбежал на ступеньки посмотреть, что случилось. Лидия вдохнула пахнущий хвоей воздух. Раньше ей и в голову не приходило наслаждаться столь простыми вещами. Или выйти из дому в той же одежде, что была на ней вчера. Сейчас она была свободна делать все это.

Интересно, бывшие заключенные тоже ощущают нечто подобное? Много лет спустя, отправляясь в магазин за очистителем канализации или включая электрочайник, вдруг задаются вопросом, как это вам позволяется поступать как захочется.

– Что за глупости, – пробормотала она вслух, садясь в машину. Пришлось трижды запускать двигатель, прежде чем он заурчал. Только тогда она обернулась к Руфусу и пояснила: – Сравнивать себя с бывшим заключенным.

Руфус заколотил хвостом о сиденье, словно в знак согласия, после чего лег и принялся украдкой жевать шов на чехле.

Да, это, конечно, не тюрьма. Но выбраться оттуда оказалось не легче. В волшебных сказках принцесс всегда запирали в башнях. На самом деле нет ни башни, ни замков. Ты стоишь в стеклянных туфельках на верхней площадке хрустальной лестницы высотой в милю, и невозможно спуститься вниз, не сломав шею.

Лидия поболтала с Хэнком и Джулией, волонтерами, дежурившими в приюте, и еще раз объяснила, каких собак нужно прогулять.

Хэнк все записывал огрызком карандаша и читал вслух каждое слово.

– Спасибо, Лидия, – пробормотал он. – Вы прекрасно нас сориентировали.

Он был постоянным волонтером, бывшим бальзамировщиком, работавшим у мистера Драйдена почти тридцать лет. Столь продолжительная близость к смерти выработала спокойно-смиренное отношение к жизни: полезное качество при работе с самыми трудными собаками. Временами он, казалось, двигался слишком медленно, но никогда ничего не упускал и никогда не суетился.

Лидия вышла во двор, чтобы найти Эстер.

Та сидела на корточках перед вольером в дальнем конце приюта. Туда сажали самых свирепых псов, чтобы попытаться их успокоить.

Заслышав шаги, она выпрямилась. Лицо ее было мрачным.

– Их следует отстреливать, – прошипела она.

– Доброе утро. Кого? – уточнила Лидия.

– Чертовых заводчиков, которые делают такое с собаками!

Она показала на молодого питбуля, прижимавшегося мордой к проволоке. Из уголков губ стекала слюна.

– Мы не можем его пристроить. Ни за что на свете. Эти псы натренированы на убийство. Я видела, как восьминедельные щенки пытались загрызть друг друга. Разве такое естественно?

– И что с ним теперь делать?

– Не знаю, – вздохнула Эстер. – Взгляни на это.

Она пнула носком туфли какие-то ошметки на полу.

– Я проходила с ним тест на совместимость. Убрала еду, он мне позволил. Потом сунула в воль-ер резиновую кошку, и он немедленно вцепился ей в глотку. Посмотри, что от нее осталось!

– А если бы кошка была настоящей? Мы не можем рисковать!

Она снова пнула останки несчастной игрушки.

– Не знаю, что делать…

– Я могла бы поработать с ним, – предложила Лидия. – Но даже в этом случае…

– Я. НЕ. ЗНАЮ. ЧТО. ДЕЛАТЬ, точка, – отчеканила Эстер. – Скоро у нас кончатся деньги. Банк не хочет делать реструктуризацию долга.