Книга Жак - Жорж Санд

Но все же можно ли Фернанде на меня сетовать? Кто больше меня умеет наслаждаться настоящим? Кто более свято чтит сокровище, дарованное ему Богом? Как дорожу я алмазом, которым обладаю, с которого сдуваю малейшую пылинку! Кто берег бы его более тщательно, чем я? Но разве дети что-нибудь понимают? Я по крайней мере могу хоть сравнить прошлое с настоящим; бывает, что иной раз я страдаю вдвойне, оттого что много перестрадал, но чаще учусь путем сравнения наслаждаться сегодняшним счастьем. Фернанда думает, что все мужчины умеют любить так, как я; а я чувствую, что другие женщины не умеют любить так, как любит она. Я более справедлив к ней и более благодарен ей. Но надо признаться — так и должно быть. Увы! Неужели миновала пора счастья и настало время быть твердым? О нет! Нет! Оно еще не пришло, это было бы слишком скоро! Пусть они охраняют друг друга, и пусть счастье вознаграждает мужество.

XXV

От Клеманс — Фернанде

Я больше огорчена, чем удивлена тем, что у тебя случилось: твои горести кажутся мне неизбежными последствиями неравного брака. Во-первых, твой муж намного старше тебя, а во-вторых, ты совсем неверно понимаешь свое положение. Женщине по характеру спокойной, даже несколько холодной, не трудно было бы привыкнуть к огорчениям, которые я тебе предсказала и которые, к сожалению, возникли; но для такой восторженной особы, как ты, господин Жак при его жизненном опыте — самый неподходящий муж. Я не собираюсь возлагать на него вину за все то, что произошло между вами, наоборот, мне кажется, что он всегда бывает прав, и вот поэтому-то мне тебя жаль: ничего нет хуже, как быть — по своему положению или в силу обстоятельств — всегда виноватой. Восторженная любовь, которой ты ухитрилась воспылать к нему, чувство просто сверхъестественное; вспыхнула она, как соломенный факел, и так же внезапно должна угаснуть; но до этого она доставит тебе жестокие страдания и при всем терпении твоего мужа будет невыносима ему. Мне лично кажется, что любовная страсть противоречит достоинству и святости брака. Ты вообразила, что внушила страсть своему мужу. Сомневаюсь в этом. Думаю, что ты приняла за страстную любовь пылкие ласки, на которые так щедры мужья в первые дни супружества, в особенности когда жена такая юная и такая прелестная, как ты. Но будь уверена, что твои восторженные порывы, твои сердечные иллюзии не по вкусу тридцатипятилетнему мужчине, и как только они, вместо того чтобы способствовать его утехам, будут лишь смущать его и досаждать ему, он откроет тебе правду и, быть может, довольно грубо. Тогда ты придешь в отчаяние, Фернанда, а между тем с его стороны это будет простой и законный акт самозащиты. Ну, по какому праву ты позволяешь себе своими безумствами и капризами отравлять существование человека, который был до сих пор свободен и спокоен и искал твоей руки ради того, чтобы ты жила и благоденствовала вместе с ним, а не царила над ним, как ревнивая и властная повелительница? Я вижу, что ты уже успела сделать его довольно несчастным. У тебя на это талант! Твоего стремления шпионить за ним, выпытывать его мысли, истолковывать по-своему все его слова достаточно для того, чтобы твоя любовь стала казнью Господней. А между тем, Фернанда, ты была такая ласковая, с тобой было так легко жить: в твоем характере не было и тени деспотизма; в сердце у тебя было столько великодушия и справедливости! Но ты полюбила, и вот как действует любовь на женщину, которая не умеет побороть себя. Берегись, дорогая! Я говорю с тобой очень сурово, даже жестоко, но ведь ты ищешь поддержки в моей рассудительности, и я рада поддержать тебя твердой рукой. Я уже говорила, что, когда для тебя будет очень трудно переносить правду, тебе стоит только перестать писать мне, и я все пойму по твоему молчанию. Я никогда не стану и пытаться помочь тебе против твоей воли, я не торгую советами. Прощай, мой друг. Постарайся излечиться от склонности все преувеличивать, иначе ты погибнешь.

XXVI

От Сильвии — Жаку

Ты правильно делаешь, Жак, что не очень пугаешься легких облачков. Я не знаю, будешь ли ты вечно любить Фернанду, не знаю, является ли любовь по природе своей вечным чувством, но несомненно то, что при таких благородных характерах, как у тебя с ней, любовь должна цвести как можно дольше, а не увядать с первых же месяцев. Я видела, как люди, гораздо меньше подходившие друг к другу по характеру и менее достойные друг друга, жили в нежной любви годы и годы, и расстаться им было больно. Ты сам это испытал; ты любил женщин, куда более далеких от совершенства, чем Фернанда, но любил их долго, до тех пор, пока они не начинали мучить тебя, не вызывали чувства отвращения. И вот мне кажется невозможным, чтобы первое падение песчинки уже смутило вашу любовь. Нет, ваше озеро останется спокойным и чистым. Быть может, двум возвышенным душам трудно столковаться, когда они страдают обе; пусть лучше за все столкновения расплачивается один. Быть может, им необходимо проверить себя перед тем, как слиться друг с другом; им нужно испытать свои силы, сломать некоторые преграды, которые еще мешают их единению. Большое счастье, долгую страсть можно купить лишь ценой страдания. Когда сажают в землю крепкое дерево, то лишь после того, как оно переболеет и привыкнет к новой почве, ему удается показать, какой мощи оно в дальнейшем достигнет. Маленькие огорчения твоей подруги лишь доказывают чрезмерную утонченность ее любви. Хотела бы я, чтоб меня любили так, как она тебя любит. Не смей жаловаться, преодолей свою гордость и, если нужно, согласись прибегнуть не ко лжи, но к объяснению. Ты оскорбляешь Фернанду, думая, что она не поймет тебя; она была бы польщена тем, что ты снизошел к ее женской слабости и к неведению, свойственному ее возрасту; она бы постаралась быстрее пойти навстречу тебе и встать на твою точку зрения. Чего только не может достигнуть такая душа, как у тебя, и такое красноречие, как твое, когда ты удостаиваешь говорить откровенно! Не замыкайся в молчании! Зачем тебе показывать свою силу этому ангельскому созданию, которое и так уже готово, преклонив колени, ловить твои слова? Вспомни, какой была я, когда узнала тебя, и что ты сделал с несложившейся, юной душой, дремавшей в первозданном хаосе. Что было бы со мной, если б ты не снизошел до меня, если бы ты не передал мне то, что ты знаешь о Боге, о людях и о жизни? Разве я не поняла тебя? Разве я не приобрела некоторой возвышенности мысли — это я-то, девочка-дикарка, жившая во мраке невежества, не способная своими силами разобраться, что хорошо и что плохо? Вспомни о наших с тобой долгих прогулках в Альпийских горах в пору летних каникул.

С какою жадностью я слушала тебя. Какою просветленной и чистой возвращалась я в монастырский пансион! Ах, милый мой Жак, ты можешь сделать чудесным созданьем ту, которая стала твоей женой и владеет твоим сердцем. Предсказываю, что с такой спутницей тебя ждет великое будущее. Утри же ее светлые слезы, открой ей все сокровища своей души; я буду жить вашим счастьем.

XXVII

От Октава — Сильвии

Почему вы так медлили с ответным письмом, которое избавило бы нас от многих страданий, и почему вы, если Жак действительно ваш брат, не решались мне в этом признаться? Вы непостижимое существо, Сильвия! Что вам за удовольствие мучить себя и меня? Напрасно я присматриваюсь к вам, изучаю вас! Бывают дни, когда я чувствую, что все еще не знаю, кто вы — первая или самая последняя из женщин, и что представляет собою ваша гордость — возвышенную добродетель или же бесстыдство лицемерной и порочной натуры. Ах, не терзайте меня своим холодным презрением и насмешками! Не говорите, ради Бога, что никто не заставляет меня любить вас и что я свободно могу отказаться от вас. Не говорите так — я и без того уж достаточно несчастен! Не гордитесь своим презрением и равнодушием: вы стали бы более достойны любви, будь вы менее сильны и менее жестоки.