Книга Странствия хирурга: Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно

На вопросительный взгляд Хабакука ответил:

– Корпия обостряет процесс выделения гноя, что ускоряет выздоровление.

Магистр проспал до полудня. Витус приставил к его телу несколько пиявок, чтобы очистить кровь больного. Вечером они с Хабакуком нарубили много зеленого лука и обернули порубленную мелкую зелень в платок. Сменяя друг друга, изо всех сил прижимали влажную тряпицу к подошвам больного, чтобы сок лука по капельке проникал в тело магистра.

– А это еще зачем? – удивился проснувшийся больной.

– Сражаемся с твоей лихорадкой.

– Видать, не очень-то легкое это дело, – пробормотал маленький ученый. В первый раз за все это время голос его прозвучал жалобно.

На следующий день состояние здоровья магистра Гарсия резко ухудшилось. Несмотря на все усилия Витуса, температура повысилась, больной постоянно просил пить. Юноша старался сохранять спокойствие.

– А что вы, в сущности, от меня ожидали? – спросил он сокамерников. – Что он через три дня выздоровеет и встанет на ноги, как наш Спаситель? Он – человек, как и все мы, и ему для выздоровления требуется прежде всего время.

Большинство согласились, хотя не всех он убедил. Витус потихоньку спросил Соломона, не найдется у него еще одной монеты. Тот не стал спрашивать, зачем, и через полчаса, повозившись у отхожего места, как и в первый раз, между прочим – протянул ему серебряную монету.

Теперь Витус мог купить через Нуну недостающие лекарства и жемчужину, совсем крохотную. Попросил Аманда вынуть из стены камень с датой и с его помощью принялся растирать в пыль жемчужину. После этого мелко-мелко нарубил большие листья дикого щавеля и выжал из рубленой массы сок. Взял цветы огуречника и выварил их. В полученный кипяток подлил сока дикого щавеля, а под конец – истолченной жемчужной пыли.

– И это должно ему помочь? – спросил Соломон. По его виду было заметно, что ему было жаль пропавшей жемчужины.

– Это самое дорогое, но зато и самое действенное жаропонижающее средство из всех, известных науке.

– Мне известно еще одно, – встрял в разговор магистр. – Это интересная беседа.

– Что ты сказал?

– Давай я продолжу свой рассказ. Ну, хоть немного. Мне от этого станет лучше.

Витус вздохнул:

– Да ради Бога! Но сперва выпей-ка этого варева.

– Идет. Так на чем я остановился? – магистр потихоньку отхлебывал жидкость из кружки. – Ах, да, по-моему, на Первом крестовом походе. Я, например, считаю, что это был единственный честный крестовый поход изо всех, остальные преследовали надуманные цели и были вызваны жаждой обогащения. Грабежи – вот что влекло рыцарей-крестоносцев.

– Я слышал об этом. – История церкви не была для Витуса тайной за семью печатями.

– А впоследствии высшие иерархи церкви вошли во вкус: с высоко поднятыми крестами они убивали, занимались мародерством и вообще не останавливались ни перед чем, лишь бы награбить горы золота. Всякий раз, когда церкви перепадал порядочный куш, она отпускала все грехи.

– Похоже, так оно на самом деле и было.

– Ты, наверное, недоумеваешь: почему это я начинаю из такого далекого далека, но все очень просто: инквизиция – это тоже крестовый поход. Только крестовый поход, направленный не вовне, а внутрь. «Инквизиция», как тебе, скорее всего, известно, на латыни означает «допрос, дознание».

Витус кивнул.

– Так я и думал, ты же учился в монастырской школе. Иначе бы ты не засмеялся, когда я сказал по-латыни «Деньги не пахнут»... Ну, вот, завершу свою мысль о крестовом походе, направленном внутрь, против паствы: изначально и тут на первых порах руководствовались бескорыстной и благородной идеей – вернуть всех инакомыслящих на путь истинный. Однако довольно скоро церковь уяснила, насколько выгодно не наказывать или прощать подсудимого, а лишать его имущества.

Но почему же так вышло? А потому, что наша «богоспасаемая» церковь, которая выше всех и всяческих подозрений, вместе со своими вооруженными до зубов крестоносцами, при виде которых простой маленький человек бледнеет как мел, потому что считает, будто его коснулись лучи божественного солнца, да, эта «всемилостивейшая» матушка-церковь чудовищно греховна сама.

– Я не верю, что все крестоносцы – грешники и дурные люди, – возразил Витус. Ему вспомнились живущие в великой скромности смиренные братья-монахи из Камподиоса.

– А я думаю, что ты в этом деле ничего не смыслишь! – упрямо стоял на своем магистр. Он часто заморгал. – Но не будем спорить.

Следующий день оказался самым тяжелым. Что бы ни предпринимал Витус, все оказывалось бесполезным. После тщательного утреннего осмотра ему стало ясно: магистру Гарсия, скорее всего, осталось жить несколько часов. Жилка на правом виске ученого вздулась и покраснела, а в левой подмышке обозначился тугой узел. Вокруг креста с наложенными на него швами на коже появились пузыри. Сомнений не было: у магистра гангрена, вызванная опаснейшей паленой раной. Организм больного истощился до предела. Ученый лежал на спине без сил, в жесточайшей горячке. Он был не в состоянии произнести ни слова, что наводило на тягостные мысли.

Целый час сидел Витус рядом с ним, размышляя, что делать. И вот, наконец, он принял решение. Попросил евреев помочь ему раздеть магистра, удалить все повязки, снять все компрессы и примочки – словом, донага. Раз они не помогают, долой эти тряпки! И вот он лежит перед ними, щуплый, худой, без сознания. Он бредил, нес какую-то дичь и размахивал руками в воздухе. Дела его были совсем плохи...

Следовало удалить все, в том числе и корпию. Витус взял пинцет и принялся за торчащие кончики вытаскивать ее в конечных точках креста. И постепенно очистил рану от корпии, вытащив ее из-под швов. Вонь от раны сделалась более резкой. Но то, чего он добивался, сделано: гной удален.

Они завернули магистра в две накидки и принялись ждать.

После настойчивых просьб Витуса Нуну чуть за полдень принес мешок с красной красавкой. Витус взял листья, тщательно смочил их. Потом приложил их к узлу под мышкой и к воспалившейся жилке. Раз в час эти компрессы менял.

И снова им ничего, кроме томительного ожидания, не оставалось.

К вечеру температура не спала. Правда, узел под мышкой уменьшился в размерах. И жилка не была уже такой ярко-красной.

Ночь больной провел спокойно. Витус, Аманд, Феликс и братья-евреи поочередно сидели подле него. Они молили Бога продлить его жизнь, каждый на своем языке и на свой лад.

На другой утро температура оставалась пугающе высокой. Всем стало ясно: долго этот маленький, жилистый и очень терпеливый человек не протянет. Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы его жизнь продлилась. Сейчас только в одном было его спасение.

Витус громко позвал Нуну. Через некоторое время хромой появился.