Книга Путь Мури - Илья Бояшов

Пит Стаут прислал участникам конференции свое послание. Страстный доктор нисколько не сомневался в правоте Фазерленда.

«Недалек тот день, – вещал он, – когда наука докажет: у любого животного есть не только так называемый спинной разум. Унего есть мозг, а значит, язык. Ум животных и птиц – настолько очевидная вещь, что только анахореты, подобные г-ну Беланже, могут из-за своего упрямства и поистине детской слепой наивности не замечать ее. Мой друг и коллега Лили уже поставил свои эксперименты – они впечатляют. Вне всякого сомнения, дельфины общаются в полном смысле этого слова: пока одно из беседующих животных говорит, другое молчит, внимая ему. Более того, находясь долгое время в неволе, они начинают подражать речи знакомых людей. Джон не сомневается в существовании неведомого нам особого сознания дельфина. Нет также никаких сомнений, что за разгадкой языка последует и разгадка Пути. Стоит ли упоминать, что каждое разумное существо имеет конечную цель, ибо только глупцы утверждают обратное! Сколько раз повторять им, что априори любой разум бежит от ужаса бесконечности – как раз от того самого ужаса, который нам столь любезно навязывают подобные господа…»

И так далее…

Между тем блестящий образчик теории г-на Беланже наматывал круги по земному шару, являя всей своей жизнью самую настоящую бесконечность. Кита не слишком тянуло к сородичам, но иногда природа брала свое. В районе тридцатой параллели к северо-западу от Гуадалупы и к югу от калифорнийских островов Чаннел происходили встречи с китихами. Замечая очередную избранницу, Дик плыл за ней. Ждать приходилось не очень долго – кто из невест мог позволить себе пропустить столь завидного ухажера? Следовал обязательный ритуал. Набирая скорость, кит проскакивал вперед, разворачивался и устремлялся к польщенной возлюбленной, с ходу прижимаясь к ее брюху. Затем вновь проносился перед китихой, расставив в стороны плавники. Дама отзывалась на ухаживание – она переворачивалась вверх брюхом, словно гигантская рыба, а Дик проплывал над ней, касаясь ее податливого тела, прихватывая ее за челюсть и щелкая своей челюстью. Он терся своим лбом о ее лоб и, надо отдать ему должное, проявлял безграничную нежность. Затем парочка устремлялась наверх, к небу, бесцельно поливающему океан дождями. С их тел водопадами низвергалась вода. Вертикально вставая над очередным валом, опираясь на него хвостами, киты тесно прижимались друг к другу. Хватало всего нескольких секунд – и на глазах нелюбопытных птиц-фрегатов свершалось очередное таинство. С шумным плеском, образовывая огромные воронки, утомленные любовники падали. Они не были одиноки – в апреле весь горизонт покрывался фонтанами воды и пара. Щелкали, посылая сигналы, нервные самцы, фыркали не менее возбужденные самки, пугливо шарахались в сторону от всеобщих игрищ молодые матери с детенышами. Не было особых проблем найти себе пару в огромных толпах – лишь самые робкие не решались на поиски. Среди ливней то тут, то там шло грандиозное совокупление.

Выполнив долг, Дик отбывал восвояси. Вновь вокруг была бездна. Сверху она обозначалась звездами, снизу – фосфоресцирующим свечением каких-то рыб и животных, которые, в общем-то, не особо его занимали.

Так он то исчезал, то вновь показывался в волнах, работая дыхалом, а два ученых мужа продолжали поливать друг друга латынью.

«Aliena vitia in oculis habemus a tergo nostra sunt![14]– саркастически восклицал Беланже на страницах немецкого журнала «Древо жизни» – рупора своих единомышленников (специальный выпуск, июнь 1994 г.). – Если столь уважаемый доктор Стаут договорился в среде подобных ему ценителей так называемого животного разума о наличии полноценных мозгов у дельфинов и каракатиц, стоит ли удивляться, что он решился на очередной шаг – уверил сам себя (он замечательно умеет это делать!) в том, что даже моллюскам присущи мужество и любопытство! И вот о таких del ana caprina[15]г-н Стаут и ему подобные готовы рассуждать часами и днями, перемещаясь с одной конференции на другую и неустанно пропагандируя подобную чепуху! Что же, discernit sapiens res, quas confundit asellus![16]»

«Нет сил и времени отвечать на подобное! – отвечал на подобное неутомимый Пит в любимом детище «зеленых» – журнале «Jus publicumt»,[17](июль 1994 г.). – Осмелюсь заметить – аd notanda[18]если бы мой оппонент не отвлекался на столь вредные для его почтенного возраста эмоции, он обратил бы внимание: никто из моих сподвижников даже и не упоминает о моллюсках! Но не может ли в конечном счете природа посмеяться над нами, вложив в животных и птиц гораздо более совершенный, я бы сказал утонченный, разум, который человек просто не в состоянии осмыслить, будучи по натуре более примитивным и грубым существом? Errare humanum est![19]Вполне возможно, эти несчастные, вынужденные существовать рядом с кровожадным человечеством, испытывают муку смертную, наблюдая за всеми нашими глупостями. Miserabile dictum – пока нам, именно из-за нашего примитивизма, попросту не дано завязать даже самого элементарного контакта с муравьями и бабочками!»

Подобная отповедь вызвала у Беланже приступ настоящего бешенства. Ответ последовал незамедлительно – в статье «Дешевое кокетство или признаки слабоумия?» (все то же «Древо жизни», но только август) профессор объявил моллюсками всех «конечников». Разразился скандал, и развязалась очередная дискуссия.

Между тем в сентябре 1994 года, находясь возле острова Пасхи, кит впервые, именно из любопытства, решил погрузиться в невиданные прежде глубины. На расстоянии километра от поверхности кашалоту встретились светящиеся существа, о которых он раньше не имел ни малейшего представления. Эти призраки появлялись из тьмы, подавая печальные голоса, – ужасные, колючие, зубастые квазимодо, все в бледном свечении – и скользили себе мимо со своими жабрами и приманками. На глубине полутора километров Дик обнаружил мощный эхо-сигнал. Не прошло и нескольких секунд, как он врезался в самую середину бесформенной массы, которая тотчас опутала его стальными прутьями и попыталась сжать голову – то был гигантский кальмар, настоящий кракен. В кромешной тьме началось сражение – кальмар, находясь в своей стихии, безнадежно пытался вцепиться в Дика, однако присоски щупалец скользили по телу несущегося на полной скорости кашалота. Кракен применил самое страшное оружие: его изогнутый клюв впился в китовую голову, вырывая из нее целые куски кожи с волокнистым жиром, – но Дик только встряхивал добычу. Бой распугал всех здешних призрачных обитателей – треск и щелканье разносились на десятки миль. Кальмар пытался увлечь врага за собой в трехкилометровую впадину, зная, что запас воздуха у противника ограничен. Его клюв беспощадно рвал китовую кожу, до мяса пробивая спасительный жир. Кашалот действовал челюстями, раздавливая и перемалывая тушу. Хвост и плавники бешено работали, но тяжесть кальмара не давала совершить быстрый подъем. Дик чувствовал, что начинает задыхаться – кольца настолько обвили его, что даже при желании кит не смог бы расстаться с уловом. Однако вода становилась все светлее. Наконец кашалот уловил перекличку акул – верный признак того, что поверхность близка. Белый кашалот сделал последнее усилие – и рыбам и птицам, кружившим вокруг, открылось зрелище не для слабонервных. В спокойный размеренный мир, разбрызгивая пену и кровь, ворвался сам хаос. Свистели в воздухе щупальца кальмара. Дик не сдерживал воинственного рева. В клубах пара, в брызгах чудовища продолжали схватку, однако песенка обитателя глубины была спета. Челюсти кашалота перекусили туловище кракена пополам, тяжелый клюв в последний раз воткнулся в изуродованную китовую пасть. Расплывшаяся масса, подрагивая щупальцами, заколыхалась на волнах рядом с победителем, который выбрасывал в воздух столбы пара. Клочья пены и слизи покрыли темя кита. Приструнив обнаглевших акул ударом хвоста – подлые твари бросились в стороны, – мужественный кашалот отдышался и прочистил легкие. Затем, подняв голову над волнами, огляделся. Жизнь, как всегда, ликовала. Широким фронтом, во всем своем великолепии, врезаясь в воду и поднимая характерные буруны, на него неслись гринды, киты-пилоты. Жизнерадостные весельчаки почтительно обогнули собрата и, сомкнув ряды, вскакивая и погружаясь, полетели дальше, словно сумасшедшие стайеры.