Книга Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень

— Из-за того большого ребенка, мама, человек двадцать уже отправились на тот свет.

— Что же, если это заведение существует, должен же его кто-то посещать.

— О чем ты?

— О том свете, сынок. Ну, а что нового в мире?

— В мире?.. Да все та же скука… Хотя, впрочем, я не прав. Слыхала? Бекета причислили к лику святых.

— Слыхала. Бедный Генри, теперь ему будет гораздо труднее доказать, что он тоже благонамеренный христианин.

— Мне жаль отца. Ведь Томас был порядочная скотина. Отец все сделал для примирения с ним, а он… Вряд ли отцу удастся зазвать в Оксфорд хороших преподавателей. Все отвернулись от него.

— Такова жизнь, мой мальчик. Солнце твоего отца уже давно закатилось, и вам, мои соколята, пора попросить у него примерить корону Англии.

— Нет уж! Воевать против собственного отца? Уволь! Лучше я отправлюсь в Палестину. Кстати, как ты думаешь, не поехать ли мне и впрямь в Святую Землю? Там сейчас стало так весело! Представь себе, тамплиеры начали войну против старца горы Синана и двинули свои полки к северу от Иерусалима.

— Вот как? Они еще в прошлом или позапрошлом году намеревались это сделать.

— Но ведь в прошлом году у них переизбрали великого магистра и произошло воссоединение с теми, кто пасся под крылышком у короля Людовика.

— Ах, ну да, я слышала что-то такое. Что же подвигнуло их начать войну в этом году?

— Убийство триполитанского графа Раймунда. Его нашли с кинжалом в затылке и всего обсыпанного золотыми монетами. Это переполнило чашу терпения. Как я люблю это выражение — так и хочется увидеть чашу терпения, которая переполняется и из нее текут лавины разгневанных воинов. Если я отправлюсь воевать в Святую Землю, обязательно закажу себе знамя с изображением переполненной чаши терпения! Так что, идти мне воевать с ассасинами, мама?

— Твой отец отправился в крестовый поход в таком же нежном возрасте, как ты сейчас. И что из этого получилось? Ничего хорошего. Дабы как следует научиться воевать на Востоке, надо хорошенечко повоевать со своими, в Европе. Подружись с де Борном.

— С этим бешеным?.. Хочешь, я спою тебе свою новую сирвенту? Правда, я еще конец не придумал.

— Спой, мой рыжий жавороночек.

…Сколько же лет прошло с того разговора в Тулузе? Около двадцати?.. А помнится, будто вчера. Его никто больше не называл рыжим жавороночком. Мама, мама…

Не проехав и мили от своего стана, король Англии встретил долгожданных гостей. Беренгария показалась ему еще прекраснее.

— Эн Ришар! Дорогой мой! Как я тосковала! А вы? Вы не разлюбили меня за эти дни?

— Дни?! Они показались мне годами, любовь моя!

Увидев мать, Ричард так и обомлел — Элеонора вновь выглядела моложе своих лет. Пребывание в женской обители Фонтевро пошло ей на пользу или наоборот — бегство из обители? Глаза ее, как когда-то давно, сверкали изумрудной зеленью, седых волос почти не было видно, вдовствующая королева выглядела очаровательной пожилой дамой с отчетливыми следами былой пленительной красоты.

Увидев Ричарда, Элеонора залюбовалась им и, прежде чем подойти и поцеловать, вдруг запела своим приятным голосом:

Вот явится в сиянье эн Ришар —

Храбрейший и достойнейший король.

И блеск алмазов, злато, серебро ль —

Все забывается, когда идут полки

И блеск доспехов ярок, как пожар,

А в шлемных щелях — взоров огоньки.

Люблю мельканье расписных щитов.

Люблю плюмажей радостный полет.

Люблю, когда со всех сторон ревет

Лихая битва, ломятся мечи,

И кони ржут, лишившись седоков,

И струи крови льются, горячи!

Это была кансона, сочиненная Бертраном де Борном в те времена, когда Ричард со своим старшим братом Анри и только что ставшим королем Франции Филиппом-Августом воевал против собственного отца, короля Англии Генри Плантагенета. Вскоре после появления на свет этой кансоны Ричард обрел свое львиное прозвище.

— Сынок! Ты стал еще прекраснее! — закончив пение, бросилась в объятия сына Элеонора. А когда он крепко прижал ее к груди, она тихонько спросила: — Как твои прыщички?

— Отступают, — смущенно буркнул в ответ король Англии.

— Голубка Беранжера уже видела их? — продолжала щекотливый допрос Элеонора.

— Еще нет, — отвечал Ричард.

— Так вы что… — разочарованно начала было Элеонора.

— Еще нет, мама, — сердито стал выбираться из ее объятий Ричард, — Я жду ответа от короля Санчо.

— Так вы поститесь? — уже громко и весело спросила вдовствующая королева, и тут до Ричарда дошло, что она конечно же давным-давно успела расспросить обо всем Беренгарию, а сейчас попросту издевается над ним.

— Ваше величество, позвольте преклонить пред вами колено и поцеловать вашу руку, — услышал тут Ричард за спиной, оглянулся и, увидев родное лицо, завопил от восторга:

— Лю-у-у-у-ук!!!

Люк де Пон, его старый оруженосец, прибыл в Мессину в сопровождении Элеоноры и Беренгарии. Тот самый Люк де Пон, которому в одной из битв чья-то тяжелая палица расплющила шлем, а он продолжал сражаться. «Держись, Люк!» — крикнул ему тогда Ричард. «Угу, де-усь», — прогудело в ответ из-под расплющенного шлема. Повернув коня, доблестный оруженосец направился в ближайшую деревню, ворвался в кузницу и положил голову на наковальню. Кузнец, вскинув от удивления брови, молча взялся за свое орудие и несколькими ударами распрямил сплющенный шлем. Храбрый вояка бросил ему кошелек с деньгами, вскочил на своего коня и вновь вернулся в горнило битвы, встреченный громким хохотом своего господина. После того раза его и прозвали «Угудеусь».

— Здорово, Угудеусь мой! — похлопывая Люка по плечам, радовался его приезду король. — Как твоя головушка?

После той славной битвы аквитанцев с бретонцами Люк де Пон еще долго служил в оруженосцах при Ричарде, но в последние два года страшные головные боли взялись мучить его так сильно, что бедняга вынужден был оставить службу и отправиться на лечение в графство Коменж, где росла особая разновидность вербены, исцеляющая даже страдающих черной немочью.

— Голова-то излечилась, ваше величество, — сообщил Люк де Пон, — но, между нами говоря, от этой коменжской вербены у меня появилась такая неуемность, что не могу пропустить равнодушно ни одной хотя бы мало-мальски привлекательной бабенки.

— Должен тебя разочаровать — сицилийки редко бывают хороши собой, — рассмеялся Ричард.

Все вместе — встречающие и те, кого они встречали, — отправились в лагерь Ричарда под Мессиной. Когда Ричард подвел мать и невесту к новому дому, строящемуся на его деньги внутри монастыря, с неба полил холодный осенний дождь.

— Если погода установится, — объяснил король Англии, — я оставлю этот дом монахам в благодарность за их гостеприимство, а сам отправлюсь в дальнейший путь. Если ненастье будет продолжаться, мы станем здесь зимовать. Трудолюбивые монахи работают быстро, а недавно Танкред Лечче выделил для скорейшей постройки дома дюжину своих хороших каменщиков. Теперь же я приглашаю вас в свой приют, любезно предоставленный мне настоятелем здешней обители.