Книга Кортес - Михаил Ишков

Вечером в моем шатре собрались старшие офицеры. Ордаса и Эскобара привели в кандалах. Они держались надменно, но когда немного смущенный Хуан де Леон объявил им, что здесь собрался военный совет, оба заключенных озадаченно глянули в мою сторону. Они, видимо, решили, что здесь их ждет суд.

Я подтвердил слова Леона и предложил им занять места.

— Что-то новенькое в регламенте проведения военных советов, усмехнулся Ордас. — Опять вы, дон Эрнандо, задумали какую-то каверзу?

— Я никого не намерен удерживать силой. Если желаете, можете покинуть шатер и отправиться на корабль кормить москитов. Я со своей стороны безусловно считаю вас обоих членами совета, посему ваше присутствие считаю обязательным. Что же насчет оков… Если вы даете слово на время забыть прежние распри и не поднимать не относящиеся к повестке дня вопросы, то на это время кандалы можно снять. Кузнец только ждет распоряжения срезать заклепки. Это для него плевое дело…

Ордас и Эскобар переглянулись, Леон во все глаза смотрел на них, только змеиная душонка Охеда криво усмехался. Во всей этой истории он сумел остаться в стороне, хотя я догадывался, кто главный заводила. Все остальные офицеры помалкивали, старались не смотреть на заключенных. Наконец Эскобар хриплым голосом спросил:

— Есть что-нибудь новенькое от Монтесумы?

— Нет, — ответил я. — Появились новые сведения, которые требует немедленного и подробного обсуждения.

— Хорошо, расковывайте, — согласился Эскобар.

Ордас тоже кивнул.

Все в палатке вздохнули с облегчением.

Пока кузнец занимался своим делом, я предложил Берналю Диасу пригласить в шатер Марину. Она появилась, когда все расселись по местам. Днем я успел переговорить с ней, и теперь она знала свою партию назубок.

Правитель Семпоалы послал своих людей к месту нашей высадки, чтобы составить впечатление и разведать, так ли мы сильны, как утверждали слухи, разнесшиеся по побережью после сражения в устье Табаско. Сама страна, в которой столицей почитается Семпоала, называется Тотонукапан. Край этот невелик, что-то около тридцати поселений… Всего несколько лет назад по этим местам огнем и мечом прошел брат Мотекухсомы Куитлауак. Тотонукопан попал в зависимость от народов долины Мехико. Дань очень тяжела, особенно унизительно тягло на людей, которых согласно священного календаря необходимо посылать в Теночтитлан на заклание.

— И сколько же требуют эти разбойники? — перебил женщину Хуан Веласкес де Леон.

— Почти сотню человек в год… — тихо ответила Марина. — Это не считая кукурузы, других съестных припасов, а также обязательных поставок свежей рыбы к столу тлатоани, золота и участия в войнах.

Наступила тишина.

— Есть какие-нибудь известия от отряда Альварадо, отправленного добывать пропитание? — спросил Ордас.

— Они ищут в западном направлении, при этом особый отряд разведывает дорогу на Семпоалу, — ответил я. — Как вы все понимаете, здесь больше нельзя оставаться со всей армией. Необходимо выделить отряд для начала строительства города и охраны кораблей, а нам всем подаваться в более здоровые места. К тому же пора искать подходы к Теночтитлану. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.

— А если это ловушка, и касик Семпоалы действует по уговору со своим сеньором? — воскликнул Ордас.

— Вот! — заявил я. — Вот тот главный вопрос, который мы должны решить. Сеньора Марина…

Я первый назвал эту индейскую женщину сеньорой. Никто не возразил, никто не усмехнулся, не бросил косой, презрительный взгляд на эту дикарку. Для меня подобная деликатность была очень удивительна. Видно, действительно в этой женщине было что-то от железа.

— Сеньора Марина, — повторил я, — утверждает, что камня они за пазухой не держат, но и надеяться на нас не смеют. Она предлагает каким-то образом убедить их в наших мирных намерениях, взять под защиту и объявить эти земли владениями короля. Для этого им следует пообещать, что в течение нескольких лет — мы с сеньором Годоем уже обсуждали этот вопрос — с них не будут брать налоги.

Королевский нотариус, помнится, важно кивнул. Он был интересный человек, этот Годой — всегда держал язык за зубами и только, случалось, одобрительно кивал. Мы с ним, в конце концов, сработались. Он уехал из Мексики далеко не нищим человеком.

— Я считаю, что этот план хорош во всех отношениях, — добавил я. — При одном только условии. Если мы будем сохранять бдительность и дисциплину, если наши ряды будут едины. Как вы считаете, Ордас, это разумные в боевых условиях требования?

Тот ничего не ответил. Ордас погрузился в размышления, старался не смотреть в мою сторону, но я был уверен, что у него нет выбора.

— Хорошо, — неожиданно сказал он, — я буду откровенен до конца. Я готов примириться с этими нелепыми и незаконными выборами, раз уж такова воля солдат. Но, Кортес, я помню, вы хвалились своим знанием людей! Почему же вы так легко доверяете… этой женщине?

— Вы сами спросите её, — посоветовал я, — почему она взяла на себя такую трудную и неблагодарную роль. Почему идет против собственного народа?

Наступила тишина, все буквально замерли… Что-то смутное, чему и слов мы в ту пору найти не могли, рождалось в палатке. Боевое братство, стремление к великим свершениям, вера в то, что мы все вместе способны одолеть любые трудности?.. Не знаю… Но забыть то состояние до сих пор не могу. Ордас медлил, взоры присутствующих обратились на него. Никто не мог объяснить, только все сердцем почувствовали, что от того, что он сейчас скажет, решается, быть нам всем в одной упряжке, в одном строю штурмовать небо, или мы как прежде будем держаться каждый сам по себе, на особицу, только по необходимости сбиваясь в стаи. Кто-то из своры Веласкеса бросится на корабли. Другие, и я в том числе, останемся здесь, но уже без надежды одолеть Мотекухсому. Будем строить и оборонять город…

Ордас открыл было рот и тут же закрыл его, потом нервно отер пот со лба — вечер выдался душный, никакого намека на ветерок. Нас всех окуривало дымком, дававшим хоть какое-то спасение от мошкары. Наконец он решительно сказал:

— Сеньора Марина…

Разом спало оцепенение. Все радостно загалдели. Де Леон залился смехом, даже вечно угрюмый Монтехо просветлел… Я так понимаю, что приняв в свой круг эту индейскую женщину, назвав её госпожой, мы все тем самым связали себя круговой порукой. Теперь любое оскорбление индеанки могло быть воспринято как оскорбление каждого из нас, присутствовавших в тот день на совете. Каждый из нас как бы негласно — по крайней мере, на время похода признал её ровней. Это было бы неудивительно для урожденной донны, но по отношению к туземке подобный жест являл новое состояние, в которое перешел весь офицерский состав моего войска. В том числе и те, кто был в это время в походе. Это было настолько возвышающее и ясное чувство братской любви, что даже Ордас не сразу продолжил.

Наконец он повторил.

— Сеньора Марина, вы же родом из этих краев. Вы же сама из ацтеков!.. Почему вы так упрямо идете против своего народа. Я вас ни в чем не подозреваю, но мне и всем присутствующим хотелось бы узнать о вас побольше. Раз уж так вышло, что вы являетесь нашей переводчицей и более того, считаете возможным давать советы опытным в военном деле людям, мы должны быть уверены, что все это делается по совести?