Книга Воздушный стрелок - Клаус Фритцше

На совместных вечерних посиделках в самом помещении я принимал участие, но спать, на выделенном мне месте, был не в состоянии. Причиной была не отравленная атмосфера, а клопы, которые по численности соревновались со вшами. В течение примерно двух с половиной месяцев я спал в холодном коридоре, лежа вместо матраца на ватной куртке и накрываясь военной шинелью. Скручивался как улитка и мерзнул как собака, но спал и мерзнул без жадных укусов клопов, которые вкус моей крови ценили очень высоко. Пробуешь лечь на нары, как через минуту видишь наступление этого ига человечества со всех сторон. Они стремятся к тем участкам тела, где кожа более тонкая, а жилы расположены близко к поверхности. За считанные минуты эти участки покрываются волдырями. Единственный выход — держаться на достаточной дистанции от нар. Очень ревностно отношусь к факту, что кто-то может спокойно и без страданий спать в этом зоопарке.

Как добывают дополнительный паёк

В лагере 108–1 когда-то жили или существовали несколько тысяч «сталинградцев». Сколько их погибло до моего приезда, нельзя было узнать. Всем известно, однако, что погибших раздевали, прежде чем увезти их куда-то для захоронения в степи. Одежда хранилась на складе, управляемом немецким старшим. Кроме заведующего, там работала группа военнопленных, задача которых, очевидно, состояла в том, чтобы привести в порядок хранящуюся навалом массу шуб, шинелей, мундиров, брюк, ботинок и сапог. Нигде и никем не было записано, сколько экземпляров отдельных категорий попало в этот склад. Отсутствие складской бухгалтерии служило основой оживленной торговой деятельности. Спрос со стороны гражданского населения был на обувь, зимние шинели и шубы. Немецкий персонал склада предлагал желающим отпустить соответствующий товар для продажи на собственный риск. Оптовый торговец (кладовщик) торговал с единственным риском быть пойманным при выпуске товара со склада. Риск был минимальный, потому что надзирающее лицо советской стороны воровало наравне с немцами.

Риск дилера был громадный, потому что он должен был платить за товар авансом. Пара хороших ботинок — 1 килограмм хлеба, пара сапог без изъянов — 2 кг хлеба, зимняя шинель — 2 кг, шуба — 4 кг. Труженики рембазы получали 1 кг ежедневно, значит, для вступления в торговую систему сначала надо было накопить вклад, отдавая оптовому торговцу, скажем, по 200 г хлеба в течение десяти дней. Вот и получил он пару сапог. Первый шанс провала — это кража в жилом корпусе. Есть товарищи, которые крадут все, что под руки попадает.

Воров, если их поймают, избивают чуть не до смерти, но воровство не прекращается. Второй барьер — это вывод на работу. Вахтерам известно, что определенное число пленных старается покинуть лагерь с контрабандой. Уровень риска быть пойманным на проходной определяется запасом времени на обыск.

Через проходную движется колонна около 500 человек, и срок ее прибытия на рембазу строго установлен. Значит, обыскать выводимых на производство можно только выборочным путем. Самый эффективный метод замаскировать контрабанду — это действие вдвоем. Тот партнер, у которого контрабанды нет, должен притянуть внимание вахтеров на себя, каким-нибудь путем вздувая шинель на таком месте, на котором могли быть скрыться сапоги. Если постановка выполняется мастерски, то вахтеры бросаются на него, в то время как контрабандист проскакивает наружу. Таким образом, риск потери товара при выводе из лагеря был не больше 10 %.

На рембазе с покупателями встречались в уборной именно потому, что никто из вахтеров не решается целый день дежурить на воняющем месте для того, чтобы поймать контрабандиста. Контракты заключались подмигиванием и жестами. Повесил пленный шинель на крюк, а гражданин повесил сумку с продуктами, согласно устно заключенному договору. Гражданин надел шинель, пленный пошел прочь, скрывая сумку под одеждой. Выход из уборной — второй критический пункт торговой цепи. Нередко вахтер устраивал засаду вне пределов отхожего места, делал обыск и отбирал добычу. Поэтому внедрилась практика заключать договора с вахтерами.

Нашелся хитрый представитель этой категории, который додумался до того, чтобы с каждой сделки получать проценты — это лучше, чем уничтожить базу торговли. Под опекунством такого вахтера торговцам жилось неплохо, пока опекун держал верх над конкурентами. Наибольшую опасность потерять прибыль от торговой деятельности представляла проходная во время вечернего возвращения с работы в лагерную зону. В этой ситуации вахтеры не должны были спешить. Определение количества возвращающихся пленных требовало много времени, поэтому и обыскать можно было намного больше, чем утром. Хлеб, сало, рыба или махорка — все это при обнаружении отбиралось без разговоров как результат нелегального поступка. Протестовать было бесполезно.

Максимальная прибыль из сделки подобного рода в «хлебных единицах» равнялась примерно 100% с учетом потери всего товара при каждой десятой сделке. Но если рядовому дилеру удавалось проскочить без потерь два или три раза, то такая торговля становилась бесперспективной, так как успевать накапливать капитал в хлебных или махорочных единицах оказывалось невозможным. Без солидного банка нет капитализма. А если кто и накопил запасы под подушкой, то их обязательно украдут, причем сделают это члены самоуправления из числа военнопленных, которые на работу не выводились и имели неограниченные возможности для «контроля» помещений в жилых корпусах. Стопроцентная прибыль оставалась только у кладовщиков, которые жили сытыми по крайней мере все мое время пребывание в этом лагере.

Я лично попытался принять участие в описанной выше торговой системе, но, кроме потерь, из этого ничего больше не вышло. Кое-какие надбавки съедобных веществ мне удавалось приобретать за счет продажи самодельных ножей и прочего кухонного инвентаря, причем об организации артелей в пределах рембазы можно было бы рассказать еще больше, чем о торговой системе.

Обобщая, могу сказать, что первые два месяца в Красноармейске я провел без значительной потери веса. Я стал опытным электротехником, русский мастер признал качество моей работы, и максимальный суточный рацион хлеба пока еще спасал меня от дальнейшего приближения к «аду».

Рождество 1943 года

Католики и евангелисты справляют святой вечер рождения Христа 24 декабря по действующему календарю. Первый раз в жизни этот праздник встречаю далеко от родительского дома. Для немцев этот праздник стоит на первом месте. Рождество — это праздник семьи. Тяжело вспоминать, что мать и отец, должно быть, смотрят на украшенную елку и мысли их летают по просторам России, не находя то место, где живет или лежит на кладбище их младший сын. Грусть, тоска, душевная боль — те ощущения, которые овладели мной в эти дни.

За несколько дней до Рождества я смастерил искусственную елку из отрезка многожильного телефонного кабеля, который нашел на рембазе в ящике отходов. Украшения сделал из конденсаторной фольги и тонкого латунного листа. Один вахтер на проходной отобрал этот предмет моего художества, но дежурный офицер его вернул, и в так называемой библиотеке нашего корпуса стал блестеть символ Рождества.

За несколько дней до праздника мне на рембазе удалось продать кухонный нож и самодельную сковороду. Для накопления продуктов к праздничному ужину я достал стальной ящик с крышкой на винтах, о содержании которого никто ничего не узнал. Содержимым ящика было: килограмм хлеба, небольшая селедка и кусок сала. Ящик удалось спрятать в книжном шкафу библиотеки.