Книга Багровые небеса - Андрей Ливадный

Жуткая картина предстала его взгляду.

Трое кибрайкеров, расстрелянных в упор, распластались на полу подле опрокинутых кресел.

Превозмогая усилившуюся дурноту и слабость, Вадим заставил себя посмотреть в искаженные агонией лица.

Эллен…

Ее не было среди убитых. Она исчезла, как и еще один кибрайкер.

Бежали, придя в себя и воспользовавшись заминкой? Вадим вспомнил последние мгновения перед беспамятством и подумал: вряд ли… Риган держал кибрайкеров на прицеле.

Хотелось сесть, закрыть глаза и умереть.

Инстинкт самосохранения мог катиться к фрайгу. Он не хотел жить. Память опустела, навязанные кем-то воспоминания о многолетней работе на корпорацию «Инфосистемз» растаяли как сизый сигаретный дым. Лишь несколько устойчивых вспышечных воспоминаний удержались в подсознании. Вернее всего они являлись его настоящей не имплантированной памятью, но два-три фрагмента жизни, вырванные из общей цепи последовательности событий, нельзя было обозначать емким, всеобъемлющим термином «память».

Обрывки прошлого, наиболее сильные, травматические впечатления которые не удалось полностью вытравить из его сознания перед инсталляцией ложных воспоминаний.

Он помнил, как его продали в рабство на Ганио… далее следовал провал лет в пять, не меньше, потому как в момент атаки на Аллорскую спецшколу он ощущал себя десятилетним подростком. Вот, пожалуй, и весь актив, за исключением свежих впечатлений, полученных здесь, на Фрисайде. Миражи растаяли, оставив ему ошеломляющую правду: Вадим с убийственной ясностью понимал, что у него нет прошлого, но остались знания, опыт, - он не переставал ощущать своих мнемонических способностей.

Слабое утешение при полной дезориентации рассудка.

Брак. Неудачно имплантированный подросток, чье развитие внезапно отклонилось от эталона, в ту злополучную ночь, когда озверевшие ублюдки на почвоукладчиках вторглись на территорию школы…

Он всего лишь защищал свою жизнь, защищал, как мог…

Поздно. Поздно и бесполезно анализировать чудом сохранившиеся в памяти обрывки событий. Ему оставался небогатый выбор: либо задохнуться в удушливых клубах дыма от тлеющей пластмассы, либо выбираться отсюда, но куда?

Выбраться на поверхность - подсказывали инстинкты.

Зачем? - Спрашивал рассудок.

Я свободен. Логичное утверждение, но много ли проку от внезапно обретенной свободы?

Осознавать, что остался один на один с враждебным миром, о котором фактически ничего не знаешь, понимать, что для остальных людей он нечто иное , уже не человек, но еще не машина, расходный материал в непонятной ему противостоянии… такого не пожелаешь ни себе, ни врагу, и Вадиму всерьез казалось, что жить с таким грузом неопределенности он не сможет.

Однако далеко не все решает рассудок.

Бугаев и иже с ним могли думать о нем что угодно, называть про себя различными терминами, но Вадим ощущал себя живым существом, человеком, и как любому из нас ему вдруг остро, нестерпимо захотелось жить, вдыхать чистый, не отравленный дымом воздух, видеть нормальный солнечный свет вместо стробоскопических вспышек зловещего аварийного освещения.

Инстинкты.

Иногда они сильнее рассудка, сильнее отчаянья и безысходности.

Жить.

Он медленно обернулся. Импланты по-прежнему работали, лишь стандартный височный порт выдавал сигнал сбоя.

Рощин видел лишь один путь к воздуху и свету - назад по сетке тоннелей к руинам древней часовни, под которой скрывался вход в подземелья. 

Спустя четыре часа измученный физически и морально он добрался до знакомого провала, над которым в сереющих красках подкравшихся сумерек возвышались стены древней постройки.

Оставленный бронескафандр… - Мысль показалась такой же блеклой, как сумеречный свет, сочащийся через пролом.

Рощин выбрался наружу присел у стены, чувствуя, как тупая, ноющая боль раздирает каждую мышцу его тела. Силы не просто иссякли, он находился на грани потери сознания, столь велика оказалась усталость после невероятного физического и морального напряжения прожитых суток.

Прожитых…

Вадим вдруг слабо улыбнулся мелькнувшей мысли. Другой в его положении давно бы впал в оцепенение, а он бережно собирал страшные впечатления, начиная новый отсчет времени, памяти, чувствуя, что от этого становиться легче.

Сумерки внезапно осветила полыхнувшая у горизонта зарница.

Он поднял взгляд. В разрывах кучевых облаков уже высыпали звезды.

Глаза слезились от усталости, но он продолжал смотреть вверх, пока не заметил рой точек двигавшихся на фоне неподвижного узора созвездий.

Начинается… Это флот корпорации «Инфосистемз» выходил на низкие орбиты Фрисайда, готовясь высадить десант на поверхность планеты.

Личные проблемы отступили, схлынули, он провожал взглядом рой ярких точек, ощущая, как под воздействием мыслей один за другим включаются в работу сканирующие модули имплантов.

Выбравшись из подземелий, он оказался перед новыми гораздо более серьезными проблемами. Как только флот корпорации полностью блокирует Фрисайд, выскользнуть отсюда будет фактически невозможно. Начнется тотальная зачистка планеты, которая неизбежно затронет и его…

Вадим не понимал, почему его должны были убить. Однако приказ, полученный Бугаевым накануне операции, полностью исключал какие-либо иллюзии. Рощин никогда не работал на корпорацию «Инфосистемз» как пыталась внушить ему имплантированная память. Он был куплен для исполнения разовой акции. Куплен как дорогостоящий прибор, которым придется пожертвовать, чтобы избежать нежелательных последствий.

Каких?

Вадим прислушался к собственным ощущениям и мысленно сформулировал ответ:

Они опасались, что я выйду из-под контроля имплантированных воспоминаний. Сумасшедший боевой мнемоник - что может быть опаснее для тщательно спланированной операции вторжения?

Скорее всего, вывод соответствовал истине. На Фрисайде у Рощина не было друзей, только враги…

Вырваться с планеты. Вот единственный способ спастись.

Вадим тяжело размышлял над сложившимся положением, пытаясь найти выход из явно тупиковой ситуации. В конце концов, он пришел лишь к одному решению: следовало собраться с силами и найти бронескафандр. Встроенная система жизнеобеспечения броня и сервомускулы помогут ему одолеть непомерную усталость, а там станет ясно, как поступать дальше.

Главное не строить иллюзий, придерживаться суровой данности и тогда у него будет шанс на спасение.

Подумав об этом, Вадим со стоном оторвался от стены, и, пошатываясь, побрел в сгущающуюся темноту. 

Бронескафандр он отыскал с первой попытки.

К этому моменту силы фактически покинули его. Сознание временами начинало меркнуть, и тогда он вздрагивал, возвращая себе ощущение реальности.