Книга Чародей с гитарой - Алан Дин Фостер

Слева выросло двухэтажное здание под соломенной крышей. Деревянные балки пересекали каменную кладку. Словно для того, чтобы не упасть, оно прижалось к каменному дому повыше. Вдаль уходила цепочка из нескольких, должно быть, жилых домов, стоящих, не соединяясь. Кое-где над дверями горели лампы, однако в основном обитатели уже спали.

В двух глубоко утопленных окошках дома под соломенной крышей света не было, но Талея подогнала фургон поближе и остановила животных. На улице никого не было. Только парок вился из ноздрей и ртов рептилий и пассажиров; дыхание сливалось с густым туманом. Джон-Том вновь заинтересовался ящерами. Быть может, это какие-то гибриды с теплой кровью?.. В промозглую ночь они, пожалуй, слишком активны для холоднокровных животных.

Джон-Том спрыгнул через заднюю стенку фургона и поглядел на дверь, возле которой они остановились. На двух крюках над входом болталась вывеска:

НИЛАНТОС – ВРАЧ И АПТЕКАРЬ

На вывеске поменьше – в окне – перечислены были заболевания, которые брался лечить доктор. Джон-Тому они были в основном неизвестны: он не много знал о людских хворях, а уж в ветеринарной науке не был осведомлен вовсе.

Мадж и Талея шепотом подозвали его к себе. Юноша присоединился к ним у двери.

Она была утоплена в стене и укрыта козырьком так, что вход не был заметен с улицы. Спрятавшись таким образом от досужих взглядов, Талея стукнула раз, другой, третий – уже посильнее – по молочно-белому пузырчатому стеклу в верхней части двери. На громкий колокольчик у входа она не обратила внимания.

Нервничая, они ожидали, но ответа не было. Хорошо хоть, никто не прошел мимо по улице; из телеги вновь послышались стоны.

– Нету его, что ли, а? – Мадж казался озабоченным. – Я знаю доктора Бледноута. Правда, до него ехать через весь город, да и кто знает, можно ли еще на него положиться, но если у тебя никого больше нет, значица, поворачиваем.

Внутри послышался шум, какие-то неразборчивые извинения. В этот самый миг Джон-Том по-настоящему испугался – впервые после того, как материализовался в этом мире. Тогда он не сразу поверил собственным глазам и скорее пребывал в замешательстве, а не в страхе… Позже – тосковал по дому и боялся неизвестности. Но теперь, оказавшись на совершенно чужой темной улице в качестве участника разбойного нападения, отягощенного нанесением телесных повреждений, он дрогнул. Нахлынул тот истинный, леденящий страх, который, собственно, не пугает – просто как бы отстраняет тебя от реальности. И душа, и тело его вдруг заледенели – как вода на дне деревенского колодца, – а из головы не уходила простейшая, единственная, но всепоглощающая мысль:

«Живым отсюда не выбраться.

Я умру здесь.

Я хочу ДОМОЙ!»

Как ни странно, прийти в себя его заставил другой страх, порожденный более абстрактной причиной. Приступ паранойи стал отпускать Джон-Тома, по мере того как он глубже задумывался над своим положением. Темная улица почти ничем не отличалась от прочих, где ему приходилось бывать… Мостовая, туман, ночной холодок – все это не страшно. А что касается спутников… Ослепительная и сердитая рыжеволосая девица… Огромная, но все-таки разумная выдра – они ему не враги. Куда серьезней выглядят тревоги Клотагорба… Грядущее зло и его собственная прискорбная и опасная ситуация.

– Приятель, в чем дело? – Мадж с неподдельной озабоченностью глядел на него. – Опять, что ль, решил свалиться на меня без чувств?

– Голова у него закружилась, – резко проговорила Талея, впрочем, голос ее прозвучал мягче, чем прежде. – Грязная работенка.

– Нет, – Джон-Том стряхнул с себя последние страхи, растаявшие в ночи. – Дело не в этом: со мной все в порядке. Спасибо. – Он не собирался открывать им своих опасений.

Талея с сомнением поглядела на него, а потом повернулась на голос Маджа, приговаривавшего:

– Чегой-то слышно…

Внутри раздались шаги, кто-то подергал ручку двери, ругнул неисправный замок.

И пока внимание спутников не было обращено к нему, Джон-Том сумел осознать по крайней мере часть Клотагорбова предупреждения.

Если нечто сумело привлечь сюда злую силу из его мира, да еще такую, что никто здесь, даже сам Клотагорб, не в состоянии понять ее сущность, то что может помешать неведомому злодею, переменив направление, однажды обрушить столь же неведомую жуть на его родную планету? Как сумеют люди, занятые вздорными политическими распрями между собой, поглощенные непрекращающимися раздорами с соседями… Как сумеют люди отразить разрушительный натиск силы загадочной и магической? Кто тогда поверит своим глазам – он ведь и сам не мог им поверить, столкнувшись с чародейским мастерством Клотагорба.

Если верить престарелому чародею, рядом со злом, прокравшимся в это место и время, злодеяния нацистов покажутся проказами учеников воскресной школы. Удовлетворится ли зло, поглотив этот мир, или же оно потянется дальше к новым, возможно, более легким завоеваниям?

Он изучал историю, а потому знал ответ. Жаден аппетит зла, оно целеустремленнее благородства. Успех не насыщает склонность к разрушению – только подкармливает ее. Этой хворью человечество мучилось всю свою историю. И то, что он видел вокруг, вовсе не давало оснований надеяться, что сила, устрашившая Клотагорба, здесь станет вести себя иначе.

Где-то в укромном уголке этого мира сгущался и креп ужас. Джон-Том представил себе Клотагорба: приземистая уморительная черепаха на задних лапах… с ящичками в жилете, шестигранными очками… с этой вечной рассеянностью. Пришлось напомнить себе об истинной мощи чародея. Внешность обманчива – во всех шуточках Пога и Маджа все-таки чувствовалось уважение к волшебнику.

Итак, на эти округлые плечи – впрочем, откуда плечи у черепахи – легла ответственность не за один мир, за оба. В том числе и за его собственный, убаюканный призрачной незыблемостью физических законов.

Он поглядел на остановившиеся часы, вспомнил о зажигалке, вспыхнувшей разок, прежде чем в ней кончилось горючее. Законы природы функционировали здесь, как и дома. Мадж просто не знал этих «заклинаний», физических закономерностей, которым повиновались часы и зажигалка. Мысль ходит разными путями. В его мире это наука, здесь – волшебство. Слова звучат одинаково, но действуют по-разному.

Неужели и в его собственном мире можно колдовать ради зла и добра?

Он глубоко вздохнул. Если дело и впрямь обстоит подобным образом, значит, у него нет надежного убежища.

Ну а если так, что остается делать? Надо вернуться к Древу и не просить, чтобы его отослали домой, но предложить старому чародею свою помощь, пусть это будет только рост и руки, если он не способен ни на что другое. Потому что, если чародей-черепаха не впал в детство, если он прав и беда теперь грозит отовсюду, может погибнуть не только один Джон-Том в этом мире, но и его родители, и брат в Сиэтле.

Это было, пожалуй, уже слишком. Джон-Том чувствовал себя спасителем Вселенной. «Не части, мальчик, – осадил он себя. – Нельзя спасать миры из вонючей тюремной камеры, обделавшись с головы до ног, раз местные держиморды играют по собственным правилам. А ты, вне сомнения, туда загремишь, если не будешь слушать Маджа и не поможешь этой очаровательной дамочке».